Место, где погиб зубр. Дин Фадин

Тим был веселым, вспыльчивым и порою даже немного безрассудным. Но я ценил его за то, что при этом он был хорошим и надежным другом – и старался быть ему таким же.

      Мне показалось, что отец Тимура очень постарел за время, которое мы не виделись. Мы и с ним обменялись объятиями и серией тяжелых хлопков по спине.

      – Паша, я думал, ты уже забыл к нам дорогу.

      – И я рад вас видеть. Найдется что-нибудь для меня? – сказал я.

      – Спрашиваешь еще. Я никому не отдаю ни твои ботинки, ни твою доску.

      – Я каждый раз безмерно благодарен вам за это, Хаджи-Мурат.

      – Надолго к нам в этот раз?

      – Пока не выгоните.

      – Оставайся, – и он любовно хлопнул меня по плечу так, что у меня чуть не отнялась рука.

      Я отвлек от вечерней рутины всех без исключения. Даже Тим, уже давно поприветствовавший меня, выскочил из соседней комнаты, чтобы постоять в дверном проеме и с ухмылкой понаблюдать.

      Состав сотрудников в этом чудесном заведении не поменялся. Я несколько минут жал руки, обменивался хлопками по спине, выслушивал приветственные шуточки и отпускал ответные. Меня были рады здесь видеть, а я был рад здесь быть.

      – Что-то ты все реже озаряешь нас своим присутствием, бордист, – выдал полный высокий мужчина, которого звали Аслан.

      – А я смотрю некоторым лыжникам без меня все скучнее, – парировал я.

      – Ты вообще не забыл еще, как на доске стоять? – напал с другой стороны поджарый гладко выбритый Эльбрус, который был младше меня на три года, но уже года четыре успешно обучавший туристов и лыжам, и сноуборду.

      – Молись, чтоб не вспомнил, иначе тебе конец.

      – Какой самоуверенный!

      – Так и быть, дам тебе фору, но только по случаю моего первого спуска в этом сезоне.

      – Че ребят, уже можно делать ставки? – весело спросил дядя Тима и родной брат Хаджи-Мурата Рашид.

      – А на кого ставить-то будешь, дядя? – вклинился Тимур.

      – Так на братца твоего названного, – Рашид с усмешкой кивнул в мою сторону.

      – Э нет, дядя, такие ставки у нас никто не примет. Это все равно что безвозмездно тебе денег отвалить, – оскалился Тим.

      Эльбрус и Аслан накинулись на Тима несогласные. Хаджи-Мурат и Рашид смеялись. В силу возраста они-то давно не гонялись с нами.

      Эти двое крепких мужей с пробивающейся сединой в волосах провели здесь, в этом поселке и в этом прокате без преувеличений всю свою жизнь. Особенно им, прокатом, дорожил Хаджи-Мурат, за что покойный их отец и завещал семейное дело именно ему, старшему сыну.

      Все это нам любовно рассказывала мать Тимы, а сам Хаджи-Мурат всегда говорил, что этот маленький прокат одинаково принадлежит всем членам его огромной семьи: всем его четырем братьям, включая Рашида и еще двух, и всем их детям, включая Тиму, его младшую сестру и всем их двоюродным братьям и сестрам. Он говорил, что именно так хотел бы их отец, дед Тимура, а завещание он оставил, мол, так, чтобы братьям не пришлось ссориться при дележке.