Мой персональный миллионер. Ирина Шайлина

проблемы. Добегите до пятерочки и разменяйте, заодно посмотрите, что простые смертные жрут.

      Я все ещё негодовала. Твёрдо решила – выброшу цветы. Не нужно мне таких подачек. Зашла в комнату. Ведро стояло на полу, синенькое, скромненькое, полное кроваво-красного великолепия. Сонька лежала на животе на одеяле, постеленном в центр комнаты на полу, и смотрела на розы в упор, задрав чуть покачивающуюся голову – такой красоты в своей короткой жизни она ещё не видела.

      – Ладно уж, пусть стоят.

      Сонька агукнула, одобряя моё решение. Я взяла её на руки и поднесла к букету. Она потянула к нему руки. Я первый раз видела, что она хочет что-то взять: не доносила я её всего месяц, она родилась чуть больше двух килограммов, и врачи хором уверяли меня, что все с ней будет прекрасно – она догонит своих ровесников в рекордные сроки, но унять беспокойство я не могла. Поэтому сейчас меня отпустило, даже слеза скатилась – я её торопливо стерла. Не плакать надо – радоваться. Я оторвала один бутон и протянула цветок дочери. Она была заворожена. Протянула вперёд крошечную ручку, разжала пальчики и схватила подношение, сминая лепестки. Поднесла к глазам, словно рассматривая. А потом потянула в рот.

      – Только лицезреть, – засмеялась я и, расцепив её пальчики, забрала цветок.

      Сонька расплакалась, но уже через пару минут поняла, что мамина грудь вполне достойный обмен, и успокоилась, прижавшись ко мне, даже задремав. В дверь снова позвонили. Я бросила взгляд на часы – обернуться так быстро до магазина и обратно сосед не мог. Стало быть, будет опять совать мне пятитысячные купюры, а у меня не было тысячи на сдачу. Вот отсчитаю ему мелочи и полтинников, будет знать.

      – Я же говорила вам, что… – начала я, открывая дверь.

      И замолчала. Напротив меня стояла Дунька. Худая, загорелая, даже волосы обгорели почти добела – видимо, в Тибете солнышко светит неплохо. Или перед Тибетом она в Таиланд с паломничеством ходила – с неё станется.

      – Привет!

      В руках у Дуньки бутылка вина и букет. Конечно, гораздо скромнее, чем у Германа, но тоже ничего такой. Задаривают меня сегодня цветами. Вино она сразу отнесла на кухню. Я стояла и молчала. Дунька же привычно отыскала, словно зная, где что лежит, штопор и бокалы, открыла бутылку, разлила. Потом вспомнила, что надо разуться, скинула кроссовки. Прошла в комнату с бокалами, поставила их на пол.

      – Веник у тебя шикарный, – сказала, увидев букет Германа. Потом заметила Соньку. – Господи, какая большая стала! – изумилась громко, разбудив уснувшего ребёнка.

      Сонька захныкала, и Дуня потянула к ней руки. Да, я, наверное, чокнутая мать, но сестра с холода, и неизвестно, где её в течение дня черти носили.

      – У тебя руки грязные, – сказала я спокойно.

      Дунька хмыкнула, прошла в ванную, вымыла руки. Вернулась, взяла мою дочку, защебетала с ней у зеркала. Видимо, выражение лица у меня было не очень мирное. Дунька почувствовала моё напряжение. Обернулась.

      – Слушай, – она протянула мне бокал. – Ты словно лимон съела. Выпей немножко, расслабься.

      – Я грудью