Дети шлюхи Мадлены. Вестерн советского периода. Александр Шабашкевич

молча, кивнула. Крис не обернулся, но я почувствовал, как он напрягся. Начиналась его работа.

      Мы выгрузились из машины и устроились на лужайке под деревом. Солнечным ранним утром мы были одинокими загорающими. Никакой конспирации.

      – Лавочник придет в десять, – сказал Слава и с наслаждением растянулся на траве.

      Вход в магазинчик был нам хорошо виден. Часы показывали десять. К заветной двери никто не приближался.

      – Наплевать буржую на голодающих совков. Между прочим, издалека пилили, – пробурчал Слава.

      Я был готов спасовать. Предчувствие было плохим. Впрочем, что здесь такого: сдать в лавку барахлишко. Вчера встретили местного университетского профессора. Он в порту пирожки продавал в свободное время. И никакого стеснения. У него пирожки, а у меня Рублев в альбоме. Нет разницы: всего лишь вопрос выживания.

      Фантазия рисовала джинсы, радиотелефон и магнитофон «Сони».

      – Удивительно, – подумал я. – Вот оно наследие прошлого. Прошли столетия, а я за Рублева гонорар получаю.

      Слава открыл глаза ровно в ту минуту, когда лавочник подошел к двери магазина.

      – Понеслась, – рванулся Слава. Я потянулся за ним. Мешок с товаром лежал гирей на душе. И все же, я был готов ко грехопадению.

      Лавочник оказался мелковат ростом. Чистенький такой, гладенький, как пузырь жевательной резинки. Слава вел себя по-свойски. Хлопнул его по плечу. Залепил какую-то шутку про супружеский долг. Вывалил из сумки на прилавок весь наш хлам.

      Тихий американец выглядел жертвой рэкета. Хохломские ложки, матрешки, виды мавзолея в открытках явно не подходили по стилю его антикварной лавке.

      – Ручная работа, сибирская сосна, – набивал цену Слава, откручивая голову матрешке.

      Дерево ушло по пятерке. За альбом икон американец дал двести долларов. Это была хорошая цена. За такие деньги Рублев бы откупился от монголов.

      На прилавке горой лежал товар. Лавочник поверх метал купюры. Все мелкие, потому их было много. Слава считал, слюнявя палец.

      – Хай, гайс, – от входной двери донесся голос Даны.

      Я расправил фигуру, стараясь прикрыть добычу. Лавочник отстраненно улыбнулся. Так улыбался змей искуситель, когда счастливая пара хрустела яблоком.

      Я обернулся. В лавку зашли Дана и Крис. Крис остановился в проеме двери, отрезая пути отхода. Он лихо сдул дымок со ствола кольта и крутанул его в кобуру на бедре. Это был хороший выстрел. Прямо в сердце агента КГБ.

      Слава спокойно досчитал купюры. Вложил их в карман. Под конвоем Даны и Криса мы вышли на улицу. Молча, шли к машине.

      «В участок не повезут, не тот случай», – думал я.

      Ощущения были гадкими. То ли папа с сигаретой застукал, то ли жена с любовницей.

      – Поедем в офис к Нику, – сказала Дана ровным голосом надзирателя.

      Ехать к Нику Смиту, адвокату – человеку, который принимал нас здесь, в Дулуте, мне не хотелось. Хотелось к маме, домой.

      – Нам бы пивка