Московское золото или нежная попа комсомолки. Алексей Хренов

час наизусть выдал, – выступил штурман полка. – Где там у вас, Родион Михайлович, эта волшебная стрела, что Хренова по башке треснула? Может, нам весь полк через неё прогнать?

      – Ясно. Нас из штаба давят по числу допущенных до полетов, итого по Хренову решаем: дать вывозные ему, пусть в эскадрилье на У-2 слетают, и по результатам допустить до полётов, и потом допуск до истребителя, – подвёл резюме командир.

29 марта 1936. Лётное поле аэродрома, посёлок Кача.

      Не выспавшийся Лёха нервно потёр лицо ладонями, стоя на стоянке третьей эскадрильи на самом дальнем краю аэродрома у настоящего истребителя И-5. Вчера он, как и было предписано, съездил на лётно-врачебную комиссию в Севастополь. Пройдя её на отлично, купив бутылку белого вина и кулёк шоколадных конфет, он остался ночевать у медсестры Машеньки. Машенька не подвела его самых смелых ожиданий, поставив ему шикарный засос на шее, подтверждавший оценку «отлично» да ещё и с плюсом. На женщин он пока мог только смотреть. С интересом, но только смотреть.

      Утром, ещё затемно, на хлебовозке Лёха добрался до Качинского аэродрома и сейчас, стоя на поле, отчаянно зевал.

      Настоящий истребитель был похож на большого шмеля, с толстенькими крыльями и худенькими лапками. Обтянутый тряпочкой фюзеляж блестел под солнцем, а на боку красовалась красная звезда и номер 13.

      Командир звена пафосно толкнул речь: самолёт только и ждёт команды сорваться в небо. Лёха отлетал на У-2 контрольный полёт на «хорошо». Некоторый мандраж перед полётом удалось победить, отстроившись от действительности, и сразу всплыли навыки авиашколы – руки сами легли на нужные рукоятки управления. Сам полёт привёл Лёху в состояние полного восторга. Получив пару мелких замечаний, он был допущен к полётам на истребителе. Сегодня он должен был отлетать одиночную программу полётов по «коробочке» в простых метеоусловиях.

      Лёха не испытывал никакого пиетета перед этой конструкцией.

      – Ну, давай, товарищ лётчик, – ухмыльнулся механик, подтягивая стремянку к борту.

      «Да, как-то немного прежнее тело заработало авторитета,» – подумал Лёха.

      – Это тебе не У-2, тут чуть ошибёшься и землю лицом чертишь. Но ты ж парень грамотный, ха-ха-ха, справишься, – заливался техник.

      – Я уж постараюсь не обосраться в воздухе, – ответил удивленному технику Лёха.

      Кабина И–5 была тесноватой, и одна Лёхина голова в кожаном шлемофоне с круглыми очками торчала на улице. Ручка ходила легко влево–вправо, он нажал пару раз на педали. Норма, – подсказало прошлое сознание.

      Двигатель зарычал, Лёха дождался отмашки руководителя полётов, и И–5 начал медленно катиться по земле.

      – Нихера не видно вообще! – родилась в голове мысль. – Только небо, только ветер, только ж@па впереди, – пропел Лёха, перекрикивая рёв двигателя.

      Колёса подпрыгивали на неровностях аэродрома, крылья тряслись, растяжки скрипели, самолёт потихоньку набирал скорость. Лёхе казалось, что вибрация идёт по всему телу – от самого основания, сидящего на парашюте, и до рук, цепляющихся