Николас Эймерик, инквизитор. Валерио Эванджелисти

намного позже, чем привык. Приор – старичок, каждый день на улицах наставляющий грешников на путь истинный суровыми проповедями, нестрого относился к мелким нарушениям распорядка со стороны Эймерика: во-первых, тот был единственным обитателем монастыря, связанным с инквизицией, во-вторых, случавшиеся у Эймерика время от времени вспышки гнева, как бы он ни пытался их контролировать, нередко заканчивались кровопролитием. Обычно отец Николас проводил в монастыре – небольшой обители, относящейся к доминиканскому монастырю в Тулузе, – только ночные часы, но даже в редкие минуты общения с братией его недовольство не знало границ.

      Когда Эймерик вышел во внутренний дворик, солнце уже обливало горячими лучами деревянные, соломенные и черепичные крыши Сарагосы. Двое слуг на углу дома, не прерывая разговора, слегка поклонились ему в знак приветствия. Он рассеянно ответил им и направился к будке возле входа в обитель.

      – Где приор? – вопрос был адресован монаху, исполнявшему обязанности сторожа.

      – Ушел в Альхаферию. Смерть отца Агустина глубоко его потрясла. Вы завтракали?

      Покачав головой, Эймерик вышел из кованых ворот. Красные кирпичи домов словно грелись на солнце, впитывая тепло, которого им не хватало холодной ночью. На просторной площади у Судры шумела ярмарка. К сильному аромату цветов гвоздики и специй примешивались менее приятные запахи. Вокруг лавочек и палаток, поставленных крестьянами, в основном маврами, бурлил шумный и цветастый людской поток, утаптывая сотнями ног густые помои, стекающие из башни в Эбро, вместе с ботвой из огородов и всяким мусором. Еврейские бороды, мусульманские тюрбаны, сайя – юбки женщин-христианок – смешались в пестрой толпе, говорящей по меньшей мере на трех языках и десятке диалектов. На каждом шагу встречались нищие всех возрастов и обоих полов; группами и поодиночке, они бродили или сидели на обочине, чуть ли не в грязи, пели, показывали свои ужасные язвы и выпрашивали милостыню.

      Толпа привела Эймерика в ужас. Он накинул капюшон, словно пытаясь отгородиться от людей, и пошел по зловонному переулку между деревянными бараками. Заколоченные по обе стороны окна напоминали о том, что в этой части города «черная смерть» была особенно беспощадна, и после эпидемии здесь воцарилась тишина – район все еще полностью не заселился. В конце улицы Эймерик увидел трех женщин в традиционных шелковых блузах в мавританском стиле. Заметив льняные маски на их лицах, он вспомнил о трагедии четырехлетней давности, когда даже сам воздух казался смертоносным.

      Эймерик проходил мимо, когда одна из женщин, вопреки всем правилам приличия, слегка коснулась его плеча. Не выносивший никаких физических контактов, Эймерик невольно вздрогнул. Потом оглянулся, но женщины были уже далеко и, наклонив головы, над чем-то смеялись. Вдруг одна из них обернулась и неопределенным жестом указала на небо. А потом скрылась вместе с остальными за углом, оставив в воздухе отголоски звенящего смеха.

      Пожав плечами, Эймерик пошел дальше. Рассеянно посмотрел туда,