Сказка Хрустальных гор. Том I. Виктория Валериевна Рудницкая

и изувечив их, умели колдовать, и делали ещё много поистине жутких и сверхъестественных вещей. Впрочем, вряд ли этим россказням стоило удивляться после всего, что йонсанцы натворили на самом деле… Но стоило обратиться к древним сказаниям самого йонсанского народа, как вихрь красочных образов уносил воображение в поистине дивные сказочные миры.

      Впервые прочтённые в детстве, эти необыкновенные истории с первых строк вызвали у меня неподдельное восхищение, буквально влюбив в эту горную страну и заставив перечитывать книгу сказок множество раз. Одну из историй я любил особенно сильно и ни в одной из книг больше её не встречал – она была дописана вручную на тэ́сцинте5 в потрёпанной книжице, которую отец однажды купил на кочующем блошином рынке за городом задолго до моего рождения. Листы с ней были попросту вклеены, и у неё, в отличие от других чжулунских мифов и сказаний, не было названия, и я называл её просто Сказкой – она рассказывала об удивительном противостоянии двух древних божеств и прекрасном Застывшем городе, раскинувшемся в Хрустальных горах. Но детство проходит, оставляя сказки на полках уже прожитых книг, и вспомнить о Хрустальных горах мне пришлось много позже, когда в мои школьные годы на уроках истории и географии прозвучали первые упоминания о йонсанском народе.

      Однажды, читая книгу сестре, я с изумлением обратил внимание на то, что события Сказки странно перекликались с действительностью. После я перечитывал её снова и снова, пока не выучил почти наизусть. Застывший город Хрустальных гор так разительно напоминал мне Хеймкрейн, затерянный в Вороных горах, что я не мог отделаться от ощущения, что он, как и в Сказке, всё ещё где-то там, спит под прахом Студёного и ждёт своего часа. Конечно, это преувеличение, ведь в Студёного и Летнюю я не верил, но всё остальное вызывало неподдельный интерес. С тех пор я практически заболел культурой йонсанцев и выжал всё, что мог, из школьной библиотеки и позже, поступив в университет, перетряхнул все материалы, до которых только могли добраться руки простого студента. Но этого было по-прежнему мало. Ещё в детстве мне казалось, что Сказка – не дописана, и не раз я задавался вопросами о её продолжении. Что стало со Студёным и Летней? Смог ли Художник вернуть им Искру творения и примирить двух божеств? Проснулся ли город? Тогда, ребёнком, я надеялся, что, может, кто-то переписывал Сказку из другой книги и не успел закончить, или просто забросил, устав. Не просто же так, думал я, после её окончания внутрь было вклеено ещё несколько пустых листов! Я верил, что мне удастся однажды прочесть историю целиком, и после, когда я увидел связь Сказки с реальностью – это желание разгорелось во мне с новой силой. Но ни в других сборниках мифов, ни где-либо ещё мне ничего не удавалось найти, и чем больше времени проходило, тем больше мне не давало покоя, что нигде, кроме моей книги, не было даже чего-то отдалённо похожего на события Сказки. И всё же я продолжал искать.

      Я пробовал выспрашивать отца, у кого конкретно он купил

5

Тэ́сцинт – общемировой язык, оставшийся пережитком древней Тэсцинтской Империи, объединявшей практически все земли Каледонии, двух других континентов Элы, Гондваны и Тетиса, и нескольких крупных архипелагов. Империя просуществовала немногим более ста лет, но она оставила грандиозный культурный отпечаток на завоёванных народах. С её распада началось новое летоисчисление, но от языка, тэсцинта, отказываться уже не стали из-за его глубокого укоренения во всех сферах жизни, от науки и торговли до религии и быта. Тэсцинт по-прежнему изучают на базовом уровне во всех школах и, на более продвинутом, зачастую узкоспециальном уровне, в высших учебных заведениях, на него переведены большинство художественных произведений, научных трудов и иных материалов. Но, несмотря на удобство и очевидные преимущества его использования, устное общение на тэсцинте со временем стало принято только с иностранцами в случае, если коммуникация на национальном языке посещаемой страны затруднена.