По ту сторону огня. Ева Вишнева

к себе внимание», – усмехнулся дядя.

      Это сравнение меня удивило, а сам город утомил. Здесь было слишком многоцветно и многолюдно. Яркие вывески, крикуны на площадях, уличные концерты, заунывно-тягучие голоса попрошаек, пронзительный смех детей и материнские окрики, скрип колес экипажей.

      Заметив мою робость, дядя заключил:

      – Она хоть и с крутым нравом, но гостеприимная. Вы свыкнетесь, Эни.

      Академию в тот день я не увидела. Точнее, увидела, но мельком – она располагалась на Университетской улице, по которой мы проезжали, возвращаясь в поместье, и занимала весьма обширную территорию: кованый забор долго тянулся вдоль дороги. Стриженые лужайки, мощенные плиткой тропинки, бледно-желтый ансамбль с колоннами, фонтан. Академия больше походила на дворец, чем на учебное заведение, хотя в последних я не разбиралась.

      Когда мы добрались до поместья, дядя отвел меня на кухню, попросил прислугу оставить нас на полчаса. Раскрывал шкафчики, извлекал мешочки с какими-то порошками, измельченными травами.

      Поставил воду греться, отмерил порошков в нужных пропорциях, перемешал. В накинутой поверх волос косынке и в поварском фартуке Фернвальд казался колдуном. Не понять, злым или добрым.

      Последними стали три капли; стеклянный флакончик мелькнул между длинных пальцев и скрылся в нагрудном кармане дядиного пиджака. Фернвальд протянул мне дымящуюся чашку.

      – Пей.

      Я подула на пар, ноздри защекотал терпкий запах. Осторожно глотнула.

      – … Горько! – Я попыталась отставить чашку, но дядя остановил, сильно сжав мои руки, не дав сделать этого.

      – Оно не должно остывать. Пей.

      Я задержала дыхание и допила залпом. Напиток обжег горло, оставил неприятное послевкусие. Дядя сочувственно покачал головой и протянул стакан воды. Прохладная, сладковатая. Я пила долго, маленькими глотками, затем попросила добавки.

      Внезапно я почувствовала: что-то не так. В следующую секунду живот скрутило, стакан выпал из ослабевших пальцев, разбившись на мелкие осколки. И я чуть не упала на них, но Фернвальд успел подхватить. Тошнота подступила к горлу, виски словно обручем сдавило.

      Пытка продолжалась минут пять, а потом муть перед глазами рассеялась, боль отступила. Я прокашлялась. Собственный голос прозвучал сипло:

      – Ваши настойки всегда… будут такими?

      – На первых порах – к сожалению, да. Но ваш организм привыкнет со временем, – дядя достал из кармана небольшую книжку с прикрепленным к ней карандашом. Ловко зажал его между пальцами, что-то записал. – Не волнуйтесь. Вам это не повредит. Все будет…

      Я чуть не застонала. На что только подписалась! Слова «все будет хорошо» сыпались с языков жителей поместья как перезревшие яблоки. Чем чаще я их слышала, тем меньше верила.

      – Завтра Алан покажет вам академию. А после можете делать что хотите. Если будете успевать, прогуляйтесь еще по городу, купите журналов, обновите гардероб. Деньги на первое время я дал.

      Утром я