Список донжуанов. Татьяна Полякова

и эмигрировал в Израиль пятнадцать лет назад. У него была семья, и у моей мамы тоже, это не позволило им связать свои судьбы, но сердца их стучали в унисон. Словом, это был роман, который заслуживал экранизации.

      Я все-таки настояла, и мы выпили чаю. Борис Моисеевич еще немного рассказал о папе и потянулся к свертку.

      – Умирая, ваш отец просил меня передать вот это.

      Он развернул плотную бумагу и водрузил на стол подсвечник; ничего более уродливого мне видеть не приходилось: металлический штырь, вокруг которого обвилась змея, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся крылатой, к тому же с когтистыми лапами (они украшали основание подсвечника) и зубастой пастью (она торчала как раз на том месте, где надлежало быть свече).

      – Это семейная реликвия, – сообщил Борис Моисеевич, глядя на железного монстра. – Ей больше ста лет, потребовалось специальное разрешение на вывоз…

      – Спасибо. А папа не сказал, что с ним делать? – спросила я и покраснела, сообразив, что не то должна была ответить любящая дочь.

      – Натан считал, что это должно быть у вас.

      – Огромное вам спасибо, – закивала я, косясь за окно и прикидывая, где устроить дорогого гостя. Выставлять его за дверь на ночь глядя как-то неловко, раз он из самого Израиля приехал. К счастью, Борис Моисеевич взглянул на часы и заторопился:

      – У меня электричка через час, вы не могли бы вызвать мне такси?

      Это я сделала с большим удовольствием и, еще раз двадцать поблагодарив его, наконец-то простилась с ним.

      – Нам надо помолиться за твоего папу, – заявила Марья, как только за гостем закрылась дверь.

      – Ты подслушивала?

      – Конечно. А если бы он вдруг набросился на тебя?

      – И что бы ты сделала? – язвительно спросила я.

      – Ну… огрела бы его папиным подсвечником.

      – О господи, иди молись, только оставь меня в покое.

      – Ты расстроилась? – принялась канючить Марья. – Твой папа сейчас на небесах, смотрит на нас и радуется.

      – Чему, интересно?

      – Не злись. Давай помолимся и вместе поплачем. А завтра в церковь сходим. Я о тебе сегодня всю ночь думала…

      – Ты лучше о себе подумай, где ты собираешься жить в ближайшее время.

      – Я тебя понимаю, только-только появился папа и сразу умер… А я все удивлялась, чего это имя у тебя такое чудное. Наверное, его папа придумал.

      – Замолчи, – возвысила я голос.

      – Не расстраивайся, – сморщилась Марья. – У моей подруги тоже отец еврей, и ничего. А у тебя даже фамилия другая.

      – Марья, ты дура, – не выдержала я.

      – Если бы мы помолились вместе, тебе стало бы легче. На сердце сразу такая благость, и плакать хочется.

      – Хорошо, молись, а я отлучусь ненадолго.

      – Куда ты? – встрепенулась она.

      – К маме.

      – Я с тобой.

      – Зачем?

      – Как зачем? Время позднее, пойдешь одна и…

      – Тебе совершенно нечего делать у моей мамы.

      – Хорошо, я в подъезде подожду. Главное – знать,