Цветочек. Маска треснула. Екатерина Ивановна Гичко

Ссадаши, ну чего сидишь? Встань и покажи свою привязанность. А то дитя думает, что ты её как птичку в клетке для забавы держишь.

      Карающий послушно поднялся, и Исхедиар решил, что его бывший соратник и садовница прекрасно смотрятся рядом друг с другом. Высокий утончённый, но холодный Ссадашилий и маленькая рыжая, но лучащаяся жизнью девушка.

      – Прикоснись к ней.

      Ссадашилий послушно положил ладонь на голову садовницы, смотрящей на него круглыми как тарелки глазами, и едва ощутимо перебрал волосы пальцами.

      – А теперь ты, дитя. Ссадаши, ну расстегни ремень где-нибудь пониже, она же не дотянется.

      Садовница действительно едва ли не в его живот утыкалась носом. Карающий не прикоснулся к своей одежде, один из ремней на груди начал сам расстёгиваться. Девушка вспыхнула и отскочила.

      – Вы с ума сошли? Не хочу я к нему прикасаться! – и убежала.

      Едва топот стих, как Ссадашилий резко обернулся к Исхедиару и белые волосы взметнулись вверх.

      – Ты соврал.

      – Ты велел её не пугать.

      Копьё замерло в пяди от лица совершенно спокойного гостя.

      – Не нужно было врать.

      – Нужно было расположить её к тебе.

      – А что будет, когда она узнает правду?

      – Тебя простят, – заверил его Исхедиар. – На тебе же не остаются пятна. Я создал тебе образ, который позволит оправдать её заключение. Тебе же стоит воспользоваться этим и отпустить её. В сопровождении себя.

      – Она не хочет ко мне прикасаться. Она не соврала.

      – Она смутилась.

      – Смутилась? – не понял Ссадашилий.

      – Ну, приличия, – поморщился гость. – Заморочки смертных. Я тоже этого не понимаю. Но можешь не обращать внимания. Просто расстегнись уже, и она, зная, что ей позволено прикасаться, поддастся соблазну. Да и вообще, с таким лицом от тебя кто угодно сбежит. Ты улыбнулся хотя бы.

      И Карающий улыбнулся.

      Сперва начали словно расползаться в стороны уголки глаз. Зрачок резко расширился, взгляд наполнился влагой и теплотой. А потом вверх потянулись уголки губ… обнажая в оскале острейшие зубы.

      – Улыбка тебя очень красит, – Исхедиар зажевал умиление печеньем.

      Уголки губ опустились, а взгляд Ссадашилия наполнился печалью.

      – А ей не нравится, – выдохнул он.

      – Ну она же смертная, – отмахнулся гость. – Ей надо привыкнуть. Улыбайся почаще.

      Ветер гулял по цветочному полю и трепал длинные волосы замершего на месте Ссадашилия. Он проводил гостя, но не спешил возвращаться, обдумывая слова бывшего соратника. Странные слова и странные предложения, не вписывающиеся в привычную картину мира.

      Но которые очень хотелось вписать.

      Он уже не был Духом, который воспринимал себя только как кару для тех, кто посягнул на целостность мира. Он был чем-то иным, но не понимал пока, чем именно. Выйти в мир, который хотелось покарать за повсеместную ложь? Там лгут на каждом шагу.

      Цветы тревожно зашелестели, отвлекая его от дум, и Ссадашилий вперил взор в тёмный силуэт, зашедший