Октябрический режим. Том 2. Яна Анатольевна Седова

в Екатерининском зале кучки крестьян, оживленно и видимо с полным пониманием землеустройственных тонкостей обсуждающих отдельные статьи законопроекта.

      Иногда кучки сливаются и образуется своеобразное вече.

      Общее впечатление от этих крестьянских прений – в крестьянине проснулся инстинкт собственника».

      Крестьяне, разумеется, выступали и с трибуны, однако в своеобразном стиле. К примеру, речь Амосенка была горячей и искренней, но такой путаной, что из нее трудно что-либо понять, кроме двух примеров неудовлетворения Главноуправляющим Землеустройством и Земледелием крестьянских прошений о получении участков земли. По-видимому, оратор полагает, что по законопроекту землю будут разверстывать принудительно, «как это можно судить по разговорам» (!). Поэтому Амосенку кажется, что «в этом законопроекте говорится даже не только что об устройстве, а о расстройстве, а именно о том, чтобы принудительно, под кнутом, разорвать землю на маленькие клочки». Оратор просил вернуть законопроект в комиссию и изменить его так, «чтобы первым делом решили отдать те земли, которые не входят даже в компетенцию принудительного отчуждения». Что имелось в виду – неизвестно. Речь кончилась указанием на то, что оратора не пустили в земельную комиссию. Судя по сказанному им, это было правильное решение. Впрочем, речь Амосенка пришлась по вкусу националистам из «Света», опубликовавшим ее сводку в своем отчете об очередном заседании под заголовком «Голос Микулы Селяниновича».

      Вообще прения не отличались особой остротой. Вопрос был интересен главным образом крестьянам, прочие скучали. Вот как описывал одно из заседаний (14.X.1909) корреспондент «Биржевых»: «Типичное аграрное заседание прошлой сессии, когда на улице накрапывает мелкий осенний дождик, в зале полутемно, депутаты ничего не слушают, ничем не интересуются и вяло читают газеты. Ораторы также вяло сменяют друг друга и что-то говорят, по-видимому, чуть ли не для собственного удовольствия». В том заседании одно из голосований показало, что в зале всего 174 человека, – впрочем, это кворум.

      Единственный, кажется, забавный инцидент был связан с Милюковым. После окончания общих прений (12 октября 1909) лидер кадетов попросил отложить голосование перехода, потому что их фракция-де намеревается внести свою формулу и нуждается во времени для ее обсуждения (!).

      В центре закричали: «надо было раньше». Пуришкевич крикнул нечто такое, что не услышали стенографы, но услышал Хомяков, обратившийся к нему так: «Я покорнейше прошу в Г. Думе не чертыхаться».

      Заявление Милюкова Председатель попросту проигнорировал, и тогда лидер кадетов попросил, «по крайней мере, объявить перерыв на 5 минут» на том же основании. Послышался шум справа и смех. Баллотировкой перерыв был отклонен.

      Едва попав в Г. Думу, Кутлер уже получил возможность проявить себя в своей стихии. «Земщина» поместила карикатуру под названием «Дорвался!», изображающую Кутлера стоящим на четвереньках прямо на пюпитре ораторской кафедры. Подпись гласила: «Кутлер. –