Машина желаний. Роберт Шекли

пробила еще одна частица, а пилот только вскрывал банку Х-420.

      Сам штурман занимался дырками в своей части корабля. Он приготовил целую горку заплат; воздух тем временем утекал через десяток пробоин, и давление падало.

      – Похоже, мы нарвались на небольшую бурю! – крикнул из дальнего конца судна Барстоу. Дженкинс мрачно усмехнулся. Вокруг него рикошетили частицы мусора: дырявили плотную обшивку, проходили сквозь стены и опрокидывали шкафы.

      – Рация! – отчаянно вскрикнул Мастерс. Очередной осколок лишил «Персефону» связи.

      – Второй двигатель вышел из строя, – доложил Барстоу.

      Взглянув на приборную панель, Дженкинс произнес:

      – Давление все еще падает.

      О том же сигнализировали барабанные перепонки.

      Мимо, всего в нескольких дюймах от Дженкинса, пронесся кусок метеорита размером с кулак и пробил дыру в носу корабля. Штурман принялся лихорадочно заделывать пробоину, через которую наружу уходил воздух, а внутрь просачивался космический холод. Руки мерзли, немели, двигаться становилось все трудней и трудней.

      – Дженкс! – позвал Барстоу. – Реактор барахлит. Руби питание!

      Дженкинс отключил подачу энергии, и судно погрузилось во тьму. Дальше работали на ощупь.

      – Проклятье! – вскрикнул Дженкинс: его обдало дождем из осколков плексигласа. Оказалось, кусок металла пробил лобовой иллюминатор; воздух с воем устремился наружу, увлекая штурмана за собой.

      Так бы его и высосало из кабины, не успей он вовремя наложить заплату. Задыхаясь, Дженкинс обработал края пробоины.

      – Корабль так долго не выдержит! – завопил Мастерс. – Нас порубит в фарш!

      И вдруг все стихло. Искалеченная «Персефона» продолжила свой путь на Марс, а облако частиц, вращаясь, понеслось дальше, к Солнцу.

      На борту царил кромешный мрак. Дженкинс не видел ничего, только искры мелькали перед глазами.

      – На корме порядок, – доложился Барстоу. – Реактор можно запускать.

      Дженкинс на ощупь добрался до приборной панели и подал питание на реактор. Плавно загудели, оживая, двигатели, однако тьма никуда не делась.

      – А свет? – спросил Мастерс, пробираясь в переднюю часть корабля. – Его бы тоже неплохо включить.

      Дженкинс пальцами пробежался по приборной панели, проверяя рычажки и кнопки.

      – Странно, – произнес он. – Свет включен.

      На корме закашлялся поврежденный движок, и только сейчас Дженкинс понял, что корабль потерял скорость и на борту у них – невесомость.

      – Реактор фурычит, – сообщил, возвращаясь на мостик, Барстоу. – Но пару движков здорово зацепило. Остаток пути нам лучше проделать по инерции.

      – Я все-таки попробую наладить освещение, – сказал Мастерс и двинулся к панели.

      В темноте Дженкинс отлетел в сторону, уступая пилоту дорогу.

* * *

      Ему вдруг стало казаться, будто он, кувыркаясь, летит на дно черной бездны. Желудок выкручивало, сколько Дженкинс ни напоминал себе, что они просто в свободном