Карго поле. Александр Алексеевич Корнилов

через века, ибо исполнена она была светлым и гордым трагизмом.

      Река – эка невидаль! И пороги не впервые проходить. По течению легко плыть было бы. Да вот сидят на восходном берегу озера люди языка древнего и нездешнего. Вроде мирные, но мечи и топоры некоторые от пра-прадедов сохранили, благо не ржавеют, из бронзы. Называют они себя галатами*, как их раньше звали – неведомо. Нурманны их вальхами звали.

      Пришли суровые и справедливые варяги Синеуса, поглядели – и признали галатов. Встречали они таких в земле франков, на острове Эрина*, в Каледонии*. С уважением поговорили, заключили союз как с равными, хоть и было этих галатов едва сотня мужей, а селище их, обнесенное высокой оградой, называемое Галатой, переименовали в Галатинку. С тех пор сидит в Галатинке княжеский даньщик*, вместе с галатскими мужами дань с веси берет, только нет им хода вверх по реке. Пришли на Онегу лет сто назад тому новгородские повольники с Кен – озера, переняли Онегу до устья и стали сами в озеро выходить. Тогдашний даньщик крепким мужем оказался, со своей малой дружиной и галатскими храбрами встретил их у мыса в озере. Слово за слово – схватились за мечи и луки. Не подвела галатов древняя храбрость, потеряли полтора десятка своих, но новгородцев так кровью умыли, что у тех еле сил хватило вниз по реке уйти.

      Однако, через новолуние пришли новогородцы снова, на переговоры. Приняли их с честью, хоть и настороженно. Новгородские мужи кичливы оказались: – долго перечисляли, какие земли окрест их, а какие скоро будут их. Выходило, что либо дань им давать, либо искать новое место, а где искать-то? Разве в Няндомский кряж забираться, где уже и так изгои из чудских, весских и емьских родов за каждый ручей режутся. Нянда – каменистое место по-чудски. И правда, каменья там много, либо камни, либо озера. Старики-галаты приуныли, но тут показался на озере незнакомый парус, подбежала к берегу ладья, и спрыгнул с борта воин в непростых доспехах, лицом до того пригожий, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А с ним полдесятка молодцов такого вида, что поглядишь на них – и сам себе могилу выроешь, сам себя в нее уложишь и сам себя закопаешь. Назвался боярином князя Белозерского Чурилой, послан-де он князем погост* ставить, а нынешнего даньщика со всем уважением на погост переселить, советы его слушать и по прежнему ряду дани-выходы с чуди, веси и остальных брать.

      Тут старшой из новгородцев выступил вперед и заорал поносно: – дескать, слухом земля полнится, что Чурило-боярин до девок да женок вельми охоч, за то и выслан из…но закончить не успел. Молодецкой оплеухой отправил Чурило новгородца носом песочек на берегу пахать, Дружинники его живо остальных скрутили. Могла и кровь пролиться, но тут старики галатские Чуриле заявили, что переговоры у них. Тот стариков уважил, новгородцу сам встать помог, остальных отпустил и для начала бочонок меда хмельного выставил для примирения. Остаток дня пировали и так сдружились, что утром сразу все дела решили. Новгродцы не плавают в озере, а галаты и белозерцы по реке. С тем и разошлись.

      И вот дружина белозерского князя, если пойдет на реку, то нарушит