Серпийцы. Перпендикулярный мир. Юша Минт

я не имел.

      Зверёк лежал на боку, когтистые задние лапки были скрещены. Чёрная шерсть крысы топорщилась в разные стороны, длинный жирный хвост вытянулся чуть ли не на полстола. Из пасти торчали мелкие, но, судя по всему, очень острые зубы. Кари прикусил губу. Может, тут найдётся какой-нибудь валлег, который согласится воткнуть скальпель в тушку вместо него?

      Он поднял голову и огляделся. В большой и до омерзения светлой лаборатории царила суматоха: одетые в белые халаты приграничники звенели склянками и колбами, шуршали бумагой, спорили друг с другом до хрипоты, скрипели дверцами клеток для животных… Толстуха отчитывала двух бытовщиц, мывших панорамное окно. Её дочка, нескладная девчонка лет шести, сидела неподалеку и, пользуясь тем, что мать не видит, увлечённо копалась в мусорном ведре. Вот как раз она, решил Кари, не побрезговала бы мёртвой крысой, но кто ж ей разрешит!

      С тяжёлым вздохом отложив скальпель, практикант откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Ну почему именно ему всегда достаются самые сложные задания? Он ведь даже не учёный!

      Время, как назло, тянулось очень медленно. Кари попробовал было прикорнуть хотя бы минут на десять, но когда снова открыл глаза и взглянул на экран своего энобраслета, оказалось, что прошло всего две. Да когда же наконец закончится эта практика?!

      Наконец энобраслет коротко мигнул, обещая скорое освобождение. Кари тут же повеселел и, снова развалившись на жёстком стуле, принялся быстро разминать кисти рук. Работу в последние пять минут смены он искренне считал преступлением, но никто из учёных, похоже, его мнения не разделял. Пристально оглядев трудящихся в поте лица приграничников, Кари прищурился. Вон тот в тёмных очках выглядит самым уставшим, надо бы помочь бедолаге расслабиться.

      Кари как следует потёр ладони друг о друга и ощутил, как к коже приливает приятное тепло. Закрыв глаза, он постарался отвлечься от шума лаборатории и целиком сосредоточиться на своей энергии. Конечно, после длинного дня практики её в теле оставалось не так много, но на пару забавных фокусов хватит. Кари крепко прижал ладони друг к другу, направив их пальцами от себя, и приказал своей энергии течь в руки. Горячие, щекочущие кожу изнутри потоки потянулись к ладоням. Кари в очередной раз порадовался, что от природы обладал положительной, «отталкивающей» энергией: ребята с «притягивающей» частенько жаловались, что собственные силы буквально вымораживают им руки.

      По мере того, как тёплое, чуть искрящееся, как артийская газировка, тепло выходило из ладоней наружу, Кари всё больше разводил их в стороны, превращая сложенные вместе ладони в подобие чаши, в которой теперь помещалась его энергия. Наконец решив, что выпустил из тела достаточно сил, практикант мысленно придал этой энергии форму шара, идеально круглого и твёрдого наощупь, а затем открыл глаза. Он всё ещё чувствовал шар лежащим у себя в ладонях, но разглядеть его не мог: способностью видеть свою силу природа энергусов не наградила.

      Тем временем очкарик, выбранный Кари в жертву, что-то быстро строчил на бумажке, то и дело поправляя очки, которые съезжали ему на нос. Выглядел он довольно молодо, наверное, тоже практикант. Ишь, какой старательный! Кари едва слышно нашептал шару из своей энергии пару слов, затем опустил руки под стол и там аккуратно развёл их в стороны, оставив энергию висеть в воздухе. Секунду полюбовался ничего не подозревающим Очкариком – и мысленно приказал шару лететь в его сторону. Когда энергия добралась до затылка парня, Кари щёлкнул пальцами. Шар легко втянулся в голову практиканта, словно нечто всосало его внутрь.

      Очкарик вздрогнул, а затем, отложив ручку, медленно поднялся из-за стола, выставил перед собой руки и, высоко задирая ноги, потопал в сторону клеток с животными. Какая-то приграничница испуганно вскрикнула, когда практикант врезался ей в бок и неожиданно резво схватил за тонкую шейку. Девушка дёрнулась, пытаясь вырваться из захвата, а Очкарик, пробормотав что-то вроде «М-м, какой прекрасный образец!», принялся расстёгивать на ней рабочий халат. Приграничница взвизгнула. Когда Очкарик уже был готов запустить руку под блузку учёной, Кари, ухмыльнувшись, ослабил контроль – и очнувшийся практикант в ужасе уставился на свою коллегу.

      – П-простите, я не понимаю, как это п-полу…

      – Да иди ты знаешь куда!

      – Из-звините, я не з-знаю, что на меня нашло…

      Кари, пряча довольную ухмылку, отвернулся к окну и привычно сделал вид, что ни имеет никакого отношения к произошедшему скандалу. Впрочем, свидетелей того, что напасть на девушку Очкарику приказал именно он, всё равно не было, а густая темнота за стеклом всегда хорошо умела хранить секреты.

      Лаборатория, в которой сидел Кари, находилась в буквальном смысле на краю вселенной – в большой приграничной станции, зависшей одной своей половиной в Пустоте: так называлось необъятное безжизненное пространство, абсолютно чёрное, так что любой источник света казался в нём ярче, чем он был на самом деле. Пустота окружала все существующие миры, которые двигались в ней подобно частичкам пыли в воздухе, только гораздо более организованно. Любые две плоскости – так в этом мире называли вселенные, – перемещались