Чем Черт не шутит. Елена Романова

им пролиться и стал плескать воду себе на ногу, стирая грязь с распухших царапин, и так, без штанов, с совершенно черными мокрыми ступнями, вошел в дом, не подозревая, что его встретят недоуменные взгляды: наставника, какой-то сухой женщины неопределенного возраста и одного из здешних больных в парше черной чешуи на руках и плечах, но с чистым лицом и шеей.

      Вот Черт.

      Радан тут же прижал к себе грязные портки и хмуро выпалил:

      – Здрасьте.

      Наставник проигнорировал приветствие, змей выгнул брови, которых у него не было, а женщина улыбнулась очень даже сердечно.

      – Ну здравствуй, родной. Мы тебя заждались. Садись с нами. Ты наверняка голодный.

      Чтобы сесть с ними, Радану пришлось бы надеть штаны, но ему никак не хотелось снова пачкать царапины. Только вот этот запах… складывающийся из разных нот в единый призывный вой. Радан стоял столбом, не двигаясь и не отвечая, загипнотизированный прекрасным видением белоснежного хлеба, – желудок взвыл, как будильник, и жалобно сжался.

      – Что с твоими ногами? – встревожилась женщина, протянув к нему жилистые руки в тугих полосах вздутых вен, приобняла за плечи и усадила на стул, изрезанный змейками. Радан вжался в спинку, отчаянно прикрываясь штанами: трусы у него были рваные, еще дома у них поползла резинка…

      Ну и позор.

      Змей, все это время сидевший в печи и перебиравший в руках, как хлебные мякиши, огненные угольки, вопросительно посмотрел на хозяина, – тот спокойно вернулся к отложенному делу: намазыванию хлеба маслом. Радан сглотнул столько слюны, что ее хватило бы на двадцать плевков. Когда стыковка куска и масла завершилась и двинулась на него, он выбросил руку, чтобы схватить дар, но вовремя вспомнил о гордости.

      – Спасибо, конечно, но я еще руки не мыл.

      Зверь хмыкнул и поднялся с места, бросив хозяину:

      – После договорим, – колдун кивнул и вышел следом.

      Оставшись один, Радан мысленно проглотил все, что осталось от них на столе.

      В комнату вернулась женщина, держа в руках маленькую резную шкатулку. Она поставила ее на стол рядом с ним и обработала все, даже самые маленькие, царапины, аккуратно прижав к каждой клочок смоченного лекарством бинта, так что было почти не больно; обернула тонким белым кусочком льна колено, огладила ткань рукой, что-то нашептывая; затем поднялась и снова вышла из комнаты, а вернулась со свертком.

      – Вот, возьми, я сшила тебе многое, но еще не все.

      Радан отдал штаны, что у него были (ведьма бросила их в огонь), и, пока он влезал в новые, застегнув до конца не все пуговицы, на ходу схватился за хлеб немытыми руками.

      Еда сделала свое дело – уложила Радана на лопатки, как набитый песком мешок. Он тяжело поднялся из-за стола и дальше – наверх, в спальню, где лег на кровать, вытянувшись спиной на одеяле, подлез под него и сразу уснул, провалившись в темноту, как в расщелину. Никаких снов. Долгая черная пустота. Которая почему-то очень быстро закончилась.

      – Рае, поднимайся. Тебе пора. Нельзя опаздывать, здесь с этим строго, – Танра теребила