Бюро темных дел. Эрик Фуасье

тщательно упакованных и сложенных в пакет. Теперь ему не терпелось вернуться в свои комфортабельные апартаменты на улице Шерш-Миди. Он оборудовал там тайную комнату, служившую одновременно рабочим кабинетом, кунсткамерой и лабораторией. В этой комнате, когда выпадало свободное время, Валантен занимался разнообразными изысканиями, в основном в области токсикологии, выявления всякого рода фальсификаций и установления личности лиходеев. Теперь наука для него была всего лишь инструментом, пока еще не слишком эффективным, в его одинокой борьбе с преступностью.

      Погруженный в свои мысли, Валантен не заметил, что за ним по пятам следовал, прихрамывая, высокий мужчина, закутанный в длинный плащ и в надвинутой до самых бровей широкополой шляпе. А между тем, если б молодой человек обернулся в тот момент, когда незнакомец ступил в пятно света от фонаря, его непременно поразило бы свирепое выражение лица и смертоносный блеск в глазах преследователя. И тогда Валантен мгновенно понял бы, что у него есть все шансы превратиться из охотника в дичь.

      Глава 9. Дневник Дамьена

      Что я сделал плохого?

      Этот вопрос я задавал себе сотни, тысячи раз. А ответа так и не нашел. Но ведь должно же быть объяснение, думал я, ничто не происходит просто так, без причины. И спрашивал себя, в чем моя вина, где и когда я совершил ошибку, после которой бездонная пропасть поглотила меня и карой моей стал мрак и безмолвие. Что плохого я мог сделать, чтобы заслужить эти решетки, затхлую сырость, гнилостную вонь, грязь, голод, жажду, страх, побои… и то, другое? Остальное, все остальное?

      Поначалу я не сомневался, что чем-то Его разозлил, сказал или сделал что-то такое, что Ему не понравилось. Мысленно я снова и снова проходил все этапы нашего пути от Морвана до врат большого города. Старался убедить себя, что это произошло где-то там, в дороге, с первых минут, проведенных нами вместе. Цеплялся за ложную надежду. Хотел думать, что если я пойму, в чем была моя вина, то смогу вымолить прощение, упросить Его больше меня не мучить. Надежда была тщетной и постыдной. Но когда тебе восемь лет, можно ли верить в существование абсолютного зла? Я даже не говорю – сопротивляться этому злу или сражаться с ним, но просто взглянуть ему в лицо, в зловещую страшную морду. Нет, я должен был в чем-то провиниться, ибо понять собственную ошибку казалось мне единственным способом смириться с происходящим, принять действительность такой, какой она была. Единственным способом не впасть в безумие.

      Да что же плохого я мог сделать?

      Десятки раз, опять и опять, я проживал мысленно то первое утро, когда меня увели из дома в лесу. Моя приемная мать стояла на пороге, и у нее в глазах блестели слезы. Я снова вижу ее руки, комкающие фартук, и неуклюжий быстрый жест прощания, на который она под конец все-таки решилась, взмахнув ладонью, перед тем как мы исчезли за первым поворотом тропинки. В тот же самый момент Викарий положил руку мне на плечо, и я помню эту обрушившуюся на меня внезапно тяжесть,