Грани Любви: От Эха до Одержимости. Амелия Харт

вокруг: деревья, цветы, дома, лица людей, все то, что окружало меня. Я могла часами сидеть за столом с карандашами и красками, создавая свои собственные миры на бумаге, наполняя их яркими красками и необычными образами. Это было единственное место, где я чувствовала себя по-настоящему свободной, где я могла выразить то, что не могла сказать словами, где я могла дать волю своему воображению. Но мои родители, – она горько усмехнулась, и в ее глазах промелькнула тень, – считали это глупостями, они думали, что это бессмысленное занятие, которое не принесет мне никакой пользы. Они говорили, что рисование – это не профессия, что нужно думать о будущем, о стабильности, нужно выбрать что-то серьезное, что-то, что принесет деньги. И я уступила. Я подчинилась их воле. Я поступила в университет на экономический факультет, хотя в глубине души всегда мечтала учиться на художника, хотя мое сердце всегда тянулось к искусству.

      – И что было потом? – спросил Алексей, и его голос звучал тихо, с нескрываемым сочувствием. Он чувствовал, как ее боль становится его болью, как ее разочарование пронизывает его самого.

      – Потом… – Мария снова вздохнула, и в ее глазах мелькнула печаль, словно она смотрела на что-то, что уже давно прошло, но все еще оставалось в ее памяти. – Потом я стала работать в офисе, как все остальные. С утра до вечера я сижу за компьютером, заполняю какие-то скучные отчеты, общаюсь с клиентами, которые думают только о своих проблемах, и я чувствую, что я как будто не живу своей жизнью, что я как будто играю какую-то чужую роль. Я чувствую, что я как будто заперта в клетке, и не могу вырваться наружу, что мои мечты похоронены под грудой бумаг и цифр. И мои мечты о рисовании, – она посмотрела на него с грустной, почти виноватой улыбкой, – они постепенно стали увядать, как цветы без воды, как будто кто-то вырвал их с корнем из моего сердца, оставив после себя лишь пустую и болезненную рану.

      Она сделала паузу, и в комнате снова повисла тишина. Алексей видел, как слезы блестят у нее в глазах, словно капли росы на лепестках цветов, но она сдерживала их, не позволяя им свободно катиться по щекам. Он чувствовал ее боль, ее разочарование, ее тоску по той жизни, которой она мечтала жить, по той свободе, которую она потеряла, следуя воле других. Ему захотелось обнять ее, прижать к себе, сказать, что он понимает ее, что он будет рядом, чтобы помочь ей воплотить ее мечты в реальность. Но он понимал, что пока ей нужно просто выговориться, что ей нужно, чтобы ее выслушали, чтобы ее боль нашла выход.

      – Это еще не все, – продолжила Мария, и ее голос стал тише и интимнее, словно она делилась с ним какой-то очень личной и сокровенной тайной, которую она не доверяла никому. – У меня есть… страхи. Много страхов. Я боюсь темноты, как будто в ней прячутся какие-то чудовища, которые хотят меня поглотить, я боюсь одиночества, как будто я останусь одна в этом мире и меня никто не сможет спасти, я боюсь того, что меня никто никогда по-настоящему не полюбит, что я буду обречена на вечную тоску и разочарование. И еще… – она снова замолчала,