Кисть ее руки. Книга 2. Содзи Симада

с маленьким ребенком на руках, чтобы сто дней подряд глубокой ночью возносить молитвы в храме? Она могла бы просто спокойно спать в обнимку с дочкой, так зачем ей каждую ночь упорно выходить на холод? Зачем взбираться на холм, заросший бамбуком, и ходить на кладбище, где бродят призраки? Или за этим скрывается какая-то боль?

      Понятно, что тогда на кладбище силуэт показался мне таким странным из-за того, что на спине под пальто у нее был ребенок.

      То есть никакого превращения в цветущую на кладбище камелию не было. Наверное, Митико просто заметила, что за ней следят, и поспешила куда-то спрятаться, чтобы не ставить под угрозу эффективность своего ритуала загадывания желаний. Именно поэтому мне тогда показалось, что на месте матери с ребенком появилась камелия. Дело было в плохой видимости из-за тумана и темноты. В таких условиях подобные недоразумения вполне вероятны.

      Девочка повернулась на другой бок. Спала она тревожно. Наверное, из-за температуры. Поправляя на ней одеяло, я коснулся лба ребенка. Он был горячий. Значит, у нее жар. Может быть, нужно остудить ее влажным полотенцем? Или не стоит этого делать? Я слышал, что температура тела у детей бывает выше, чем у взрослых, но на сколько? Не слишком ли она высока? И не мешает ли девочке горящий в комнате свет?

      Пока я раздумывал, выключать свет или нет, Юки открыла глаза. Это меня обеспокоило. Я не знал, что делать. Тут ее губы внезапно скривились, и она заплакала.

      – Мама! – позвала Юки.

      – Юки, Юки, это дядя Исиока, – сказал я насколько мог дружелюбно.

      Юки, похоже, почувствовала, что в комнате что-то не так, и на время перестала плакать.

      – А мама где? – спросила она меня.

      – Она пошла молиться в храм Хосэндзи и сказала, что скоро вернется. Просила ее немножко подождать. Ты можешь подождать, да? – спросил я.

      Она тихо кивнула, ее глаза были полны слез.

      – Ну вот и хорошо. Мама скоро будет дома. У тебя что-нибудь болит?

      – У меня болит горло и голова тоже, – сказала Юки.

      – Понимаю, наверное, это из-за простуды…

      – Это стрептококковая инфекция, – сказала девочка.

      – Вот как, стрептококк, – сказал я.

      Мне показалось, что после этого она задремала. Как и в случае с Сатоми, я всегда видел ее только веселой, поэтому для меня было немного неожиданно увидеть ее такой молчаливой и печальной. Видимо, она не могла заснуть, и иногда ее лицо искажалось гримасой. Конечно, ей было плохо. Но в присутствии постороннего она изо всех сил старалась держаться. Наверное, она решила, что нельзя жаловаться, пока мама не вернется домой.

      – Вдруг бабах! И камень лопнул, – внезапно сказала она, чем очень удивила меня.

      – Что, что ты сказала? Бабах, говоришь? Когда это?

      – Знаешь, вчера.

      – Вчера вечером?

      – Ага.

      Девочка кивнула, но я вспомнил, как ее мать говорила мне в столовой, что все, что произошло в прошлом, было для нее «вчера», случилось ли это давно или только что. Однако ее слова о том, что камень внезапно лопнул, меня обеспокоили. Их нельзя было игнорировать.

      – А где ты