Досчитать до семи. Яна Никишина

важно, но её напряжённый голос, когда она шептала папе о том, что Хулио "опять странный", заставил меня почувствовать холод по отношению к нему.

      Обычно к этому времени уже не спал Адриан. Его утренний взгляд был всегда немного уставшим, с красноватыми веками, будто ему приходилось не спать ночами. К вечеру, когда он возвращался откуда-то, куда уходил вместе с моим младшим братом и сестрой, я любила наблюдать за ним: он яростно рисовал что-то на листке бумаги, и эти движения – резкие, почти отрывистые – выглядели так, будто в них заключалась вся его внутренняя борьба. Иногда он замечал мой взгляд и усмехался, будто я была какой-то маленькой тайной, которая скрыта ото всех, но её видит лишь он.

      Больше всего мне нравилось проводить время с мои младшим братом – Сантьяго. В его присутствии я всегда чувствовала себя спокойно, как будто он был единственным, кто находил время для меня по-настоящему. Вечерами он сажал меня рядом со своей шахматной доской, и я смотрела, как он расставляет фигуры с таким сосредоточением, будто это была карта мира, которую нужно разгадать. Он что-то рассказывал мне, иногда тихо, иногда задумчиво, словно не ожидая, что я пойму, но я просто любила слушать его голос. А когда он выигрывал партию у самого себя, то всегда с задором произносил своё "Ха". Все члены семьи закатывали глаза после этого, показывая, что эту эмоцию не нужно вставлять в любой ситуации. Но мне это нравилось: его "Ха!" раскрывало в нём совсем детскую и неподдельную искренность.

      Лаура казалась мне самой загадочной. Иногда она приходила домой позже других, её лицо было таким красивым, очень похожим на лицо моей мамы, но в нём было что-то холодное, как будто её мысли витали где-то далеко за пределами нашего дома. Она редко замечала меня, словно я была частью декора, но её улыбка, когда она всё же бросала взгляд в мою сторону, была искренней и тёплой. Лаура пахла чем-то странным, чем-то, чего я не могла понять, но что всегда казалось мне частью её. И этот запах я стала ассоциировать только с ней.

      Однажды, когда мама уехала по делам, за мной остался присматривать Адриан. Отец вернулся домой раньше обычного. Его шаги были тихими, но я почувствовала в его присутствии какую-то особенную тяжесть, будто он нёс с собой не только усталость, но и нечто большее. Адриан, лёжа в кровати, смотрел в потолок. Он бросил на отца быстрый взгляд, но ничего не сказал.

      Отец подошёл ко мне, взял на руки и, мягко улыбнувшись, сказал:

      – Пойдём, Алисия. Я хочу показать тебе кое-что.

      Мы вышли во двор, где пахло свежей землёй и прелыми листьями. Солнце, опускаясь за холмы, мягко освещало ряды виноградных лоз, которые он так любил. Он шёл медленно, а я чувствовала, как его сердце бьётся ровно и сильно рядом с моим. Мы остановились у края участка, и отец, присев, посадил меня на своё колено.

      – Знаешь, Алисия, – начал он, глядя куда-то в сторону, будто разговаривал не только со мной, но и с самим собой. – Иногда мне кажется, что я слишком много упустил. Когда родился твой брат Сантьяго… – он замолчал на мгновение, а затем продолжил, чуть приглушённым голосом: –