Амори. Строптивая истинная. Ольга Ли

взять себе амори. Сильную. Равную себе. Хватит с меня этих временных удовольствий, человеческих женщин, которыхя читаю, словно раскрытые книги. Сколько их было, этих прелестниц. Этих ласк, зовущих губ, влюблённых глаз. Ведьмы не особо от них отличаются, когда-то у меня были и они. И там всё то же – только помани её, и она уже стонет под тобой, трепещет от предвкушения, ничем не отличаясь от человеческих женщин. Я спал с ними ещё до времён инквизиции, когда меня только обратили и в обострённом восприятии стремился познать всё, что только можно. И ни с одной из них мне не было так хорошо, как с Мойрой. Даже малышка Анна, по которой я когда-то сох, в итоге расплавилась в моих объятьях, чтобы потом сгореть в огне иного рода.

      Как и всегда, морщусь от неприятного воспоминания о грязной работе, которую проделывал в те смутные времена. «Или мы, или они, – шепчет внутренний голос. – В средневековье не было места для любви, и ты выбрал выживание».

      Делаю глоток виски,отгоняя призраков прошлого. «Арес, ты дожил до глобо благодаря тому, что разделяешь чувства и мозги. Так и продолжай. Выживать – лучшее, что ты умеешь. А чувства… слишком большая роскошь для старого вампира».

      Смотрю на янтарную жидкость.

      «Мойра-Мойра, ты почти идеально подходишь на роль амори», – думаю снова и чувствую, что что-то внутри всё время останавливает от этого разумного и практичного решения.

      В Амьене стоит тёплая солнечная погода.

      «Наверняка ведьмы воспользуются этим, чтобы показать все свои прелести»,– разглядываю прохожих,наслаждающихся солнцем через окна гломобиля, пока едем в отель. Открытые плечи, короткие юбки, татуировки на юных телах. Эпоха Глобо так же полна искушений, как и XXIвек, когда культура потребления воссияла над человечеством, словно новое солнце. Все стали такими индивидуальными и в то же время одинаковыми. Доступными, как никогда.

      Вот почему, скользя взглядом по многочисленным прохожим, я не испытываю ничего: ни желания, ни жажды. Иногда кажется, что я уже так много попробовал, что ничем уже не удивить. Лишь Мойре удаётся удерживать мой интерес, оставаться рядом и заставлять желать её прекрасное, словно слепленное из глины,тело.

      «Мойра… Сделаю тебя своей амори», – вхожу в номер отеля и смотрю на большую кровать, вспоминая, как однажды в похожем номере ненасытная любовница выпила трёх человек до дна. «Это всего лишь люди, – улыбаясь окрашенными кровью губами небрежно бросила она в ответ на мой недоуменный взгляд. – Я просто их захотела, вот и всё».

      Вся наша вампирская философия уместилась в этой фразе: «Я просто их захотела»,– повторяю я, кажется,вслух, думая о своевольной вампирше, и хорошенькая горничная тут же покорно подставляет шею, словно одурманенная мной.

      Но мне её сейчас не хочется, о чём спокойно говорю краснеющей девице. Прибавляю, глядя на чуть приподнятый подол платья:

      – Ни в каком смысле.

      Девица явно не привыкла слышать, что кто-то её не хочет. Пылая от смущения и гнева ловко поправляет форму и пулей вылетает из номера. Люди!

      На приёме всё торжественно, помпезно. Золото,