Дела давно минувших дней. Анатолий Алексеевич Гусев

он был всего лишь наместником киевского князя. И то, вернувшись с Варяжского моря в Новгород, стал вообще непонятно кем. Бродячий князь бродячей дружины.

      Начался свадебный пир. Рогволода с сыновьями выпустили из подклети и усадили за стол на скамьи с завязанными сзади руками перед пустыми мисками. У матери руки не были связаны, но миска стояла пустая.

      – Ешьте, пейте дорогие тесть с тёщей! – кричал со своего места Владимир – Не побрезгуйте угощением, шурины!

      А руки связаны, а слуги с яствами обходили их стороной, а деревянные мисы пустые стояли перед ними. Стыд и срам! Но сидели князья полоцкие прямо, смотрели гордо.

      Повели молодых почивать в светёлку, нарочно приготовленную для этого. Стояла кровать высокая, резьбой украшенная. На кровать уложили туго связанные снопы ржаной соломы, постелили сверху белоснежным льняным полотном, подушки положили пуховые, а одеяло соболиное.

      Сопровождали молодых: дядя жениха Добрыня, предводители дружин и связанные по рукам отец Рогнеды и братья.

      Молодые зашли в светёлку, дверь было прикрыли, но Владимир ударом каблука распахнул её настежь.

      Князя Рогволода и братьев Рогнеды, усмехнувшись, Добрыня поставил так, чтобы было видно, что творится в светёлке.

      Владимир сел на кровать. Зашуршали снопы под тяжестью его тела. С усмешкой глядя на Рогнеду он протянул правую ногу. Что же делать? Она жена. Обычай есть обычай. Княгиня опустилась на колени и стала стягивать сапог с ноги мужа. Из портянки посыпались несколько медных и серебряных монет.

      – Согласилась бы сразу, глядишь, и золотые бы были, – сказал Владимир, меняя ногу, и посмотрел победно в сторону полоцкого князя.

      Рогволод отвёл глаза. Стыдно. Лица братьев Рогнеды горели от гнева и стыда.

      Владимир кивнул Добрыне, тот прикрыл дверь, но не до конца, чтобы слышно было, что делается в светёлке.

      По обычаю, сопровождающие молодых, должны были закрыть за ними плотно дверь и удалиться пировать дальше, чтобы через некоторое время прийти «будить» молодых битьём глиняных пустых горшков о дверь, на счастье. Сейчас всё было не так. Вожди дружин удалились. Остались братья, Рогволод с женой и Добрыня. И они слышали всё, что творилось в светёлке: и шуршание соломы в такт движениям, и стоны и крики Рогнеды, и пыхтение, и рычание Владимира.

      Наконец всё стихло. Пытка для родни Рогнеды закончилась. Дверь распахнулась, вышли молодые. Владимир держал в руках заострённую палку с белоснежной сорочкой жены. На сорочке кровавое пятно. Палку с сорочкой передал Добрыне, и он с ней пошёл в зал, где продолжался пир, хвастать победой князя. Была бы свадьба по согласию и доброй воле, то этим можно было бы гордиться родителям невесты, а теперь это позор.

      После свадьбы Владимир приказал раскатать город по брёвнышку. Дружине Рогволода сказал:

      – Чем вы недовольны? Ваши пожитки и семьи в телегах нетронутые, а дома ваши в Киеве.

      И двинулся большой поезд из телег по лесным дорогам, через земли дреговичей и древлян в сторону Киева. Договорились