Записки переписчицы. Валентина Лесунова

бы за красивые.

      Нездоровая полнота. Может, она принимает гормоны? Красные сосуды на щеках указывают на вероятность увлечения алкоголем.

      В конце концов, ее внешность для меня ничего не значит. У нее есть муж, какие-то достоинства в ней находит. Может, она хороший человек?

      – Вы что больше любите: чай или кофе?

      – Спасибо, только что кофе пила, – быстро проговорила я.

      – А, торопитесь. Может, чего-нибудь покрепче? – она резко поднялась, открыла навесной шкаф и достала бутылку коньяка.

      – Нет, нет, я работать не смогу.

      Она снова села и, подперев щеку ладонью, жалостливо заговорила:

      – Моя дочь учится на врача. И, знаете, у них была практика, она такого порассказала, что я расстраивалась.

      – Если на врача, то учится в институте. В каком городе?

      – Нет, здесь.

      – Но у нас только медучилище.

      – Там и учится. У них была практика в доме малютки. Чего только она не насмотрелась. Дети плачут, к ним не подходят, за ними не убирают, памперсов нет.

      – Но ведь была гуманитарная помощь. В городе проводят акции.

      – Нет контроля. Сами понимаете, всю гуманитарку разворовали.

      – Разве так можно? – мне стало не по себе.

      Как же так? Каменное сердце надо иметь, чтобы сирот обижать. Настроение портится, кухня уже не кажется такой уютной. Грязно-коричневые стены, – наклеенная кленка. Ни цветов, ни картинок. На женщине мрачное платье.

      Нет, ей нельзя верить, информацию надо проверять. Обывателя послушать, вокруг все злые, все плохие, все воруют, – беспросветная чернота. Она, видимо, почувствовала:

      – Вы не знаете, что делается в детских домах?

      – Но ведь есть проверяющие.

      – Они тоже разные бывают. Деток жалко, они такие обделенные.

      Из ее глаз льются слезы, лицо угрожающе багровеет, вдруг удар хватит? Она протягивает руку, снимает со стены полотенце и шумно сморкается. Резко поднимается со стула, открывает навесной шкаф. Дверца скрывает манипуляции. Я слышу хрустальный звон, женщина жадно пьет, обтирает ладонью рот.

      – Лекарство от давления, – поясняет она, хлопнув дверцей, – как вспоминаю малюток, давление подскакивает.

      Я достала из портфеля бланки и начала задавать ей вопросы.

      Она вдруг спросила:

      – Почему вы одна ходите? Не опасно?

      – Скажем так, не очень приятно, особенно вечерами. Но ничего, привыкла.

      – Ой, да как же так? – заволновалась она, тело студенисто задрожало. – Зачем же вы ходите?

      – Зарабатываю. Деньги нужны.

      – Как это ужасно, так рисковать, – она опять побагровела, из глаз потекли слезы.