Вихрь переправ: 4. Если жить хочешь в новом мире. Ольга Васильевна Ярмакова

Юне, а та остальным.

      Реакция у всех повторялась: ошарашенные взгляды.

      – Я кое-что добавил от себя, – апатичным голосом изрёк вурдалак. Разговор его уже тяготил, и он хотел поставить точку. – Считайте, что это моральная компенсация.

      Может, кто-то и желал бросить ему в лицо, что в помощи нет нужды, и что пусть он засунет себе свои деньги кое-куда, но суровое выражение лица Астрогора, и его явное нежелание дальше вести диалог и, тем более, выслушивать пререкания, остановили волну несогласия.

      По истечении недели обитания в Белручье вурдалак, перекочевавший на второй этаж в отведённую ему комнатку, уже начал подниматься и ходить по дому без посторонней помощи. Тогда-то и начали завязываться беседы, начинавшиеся с холодных колкостей, перетекая в затяжные размышления. Основным собеседником, кроме бывшей подруги, стал, как ни странно, Эрик Горденов.

      – Придумывание истории мира, какого бы ни было, подобно высечению скульптуры из песчаного холма: чем больше стараешься получить цельную фигуру, тем обильнее крошится песок, тем больше песчинок сыпется, отваливаясь от монолитного куска. История не может иметь один сказ, она требует подробности-песчинки, и, в конце концов, фигура распадается на холмы и равнины миллионов рассказов с наслоениями, коим нет счёта. А собери всё воедино – вот тебе и былой холм!

      – Не всем нужно копаться в песке, – простодушно возражал Астрогор. – Кому-то достаточно удовлетвориться видом холма и знать, что есть мир, в котором он, этот самый, живёт. Кстати, такой простак обычно счастлив и доволен своим обитанием в мире, он куда счастливее тебя, Философ, потому что не копается, не роет клад истины, зная, что можно вырыть такую яму, из которой уже не выбраться.

      Хотя порой на откровенность Астрогору удавалось вызвать и Матфея Катуня, которого он уже не называл всеслухом, старательно избегая недавние проступки.

      – Я хорошо уяснил одно: в мире есть только две роли – охотника и жертвы, – как-то в ходе одной из бесед с жаром заявил юноша. – И от чёртова Господина Случая зависит раздача ролей. Как карты выпадут, как фишки лягут. А я не желаю, слышишь, не желаю никаких этих ролей! Я против! Я так не могу! Не могу!

      – Я прекрасно понимаю. Но выбирать всё равно придётся, – согласно кивнул оппонент.

      – Не могу! – взвыл Матфей, голос его дрожал, как тронутая тетива.

      – Я испытал обе, – тихо прошептал Револьд, – и жертвы, и охотника. Обе не мои, мне их навязали.

      – Не могу, – простонал юноша. Его глаза страдальчески взирали на собеседника и сквозь него.

      – Сочувствую, но такова жизнь. Нет, цена за жизнь. Мне жаль, что в том есть и моё причастие. Но я уже ничего не могу исправить, лишь отступить в сторону и не вмешиваться.

      – Не могу, – еле слышно пробормотал Матфей, он уже совладал с собой.

      – Тебе придётся. Выбор скуден, тебе решать. Уже одну роль ты вкусил сполна, теперь самое время решаться на смену, пока тебя не затравили до известного финала.

      Матфей Катунь переменился в лице – недавнее отчаяние смылось вызывающей