Тринадцатое дитя. Эрин А. Крейг

дерево, обрастая корой, выпуская ветки и листья. Дерево поднялось выше меня, выше крестного, заполняя пространство над нами пышным лиственным пологом. Его широкие листья отливали глянцевым блеском, и я задохнулась от восхищения, когда среди зелени начали появляться цветы. Не мелкие цветочки бледно-пастельных тонов, как на наших лугах, а яркие, дерзкие и большие – шире моей ладони. Они распускались, как пышные юбки танцующих женщин, ослепительно-розовые и такие красивые, что у меня перехватило дыхание. Я никогда в жизни не видела столь насыщенного оттенка. Он был теплым, волшебным, неистовым… И я подумала, сколько же чудес лежит за пределами Гравьенского леса, сколько дивных открытий готовит мне мир. Я вновь ощутила пронзительный голод.

      Когда дерево завершило рост, оно легко встряхнулось, словно сбрасывая усталость, и замерло в безмятежном покое.

      – Тебе нравится? – спросил крестный с волнением в голосе.

      – Я в жизни не видела такой красоты. – Я вскарабкалась на каменный выступ, чтобы рассмотреть дерево вблизи. – Как оно называется?

      Он пожал плечами:

      – Оно единственное в своем роде. Как ты его назовешь?

      Я привстала на цыпочки и потянулась к цветку, но, услышав эти слова, резко отдернула руку.

      – В каком смысле?

      – Я пытался придумать что-то такое, что тебе точно понравится, и… – Он пошевелил пальцами.

      Я посмотрела на темный ствол, на переплетение ветвей.

      – Это дерево… Оно такое одно в целом свете?

      – Да, – подтвердил он, довольный своим творением.

      Я задохнулась, будто мне в грудь ударило тараном.

      – Ему одиноко.

      Мои слова повисли в воздухе жалобным эхом. Я знала, что значит быть одинокой. Не похожей на братьев и сестер. Избранной богом, но им же и брошенной. Отличающейся от других. Не такой. Не способной вписаться в любое пространство, которое занимаешь.

      Его взгляд смягчился, словно он понял мою боль.

      – Мы сейчас это исправим, – пообещал он и щелкнул пальцами. Один, два, три. Столько раз, что хватило на рощу, чтобы первому дереву никогда не было одиноко.

      Когда он закончил, ближайший к нам склон превратился в цветущий сад с дивными оттенками розового и зеленого. Цветы трепетали на легком ветру, поднятом крестным. Он был как художник, сотворивший прекрасную картину на чистом холсте.

      – Настоящее волшебство, – прошептала я и закружилась на месте, раскинув руки. Мне хотелось плясать от радости. Хотелось запечатлеть в памяти каждую деталь этой невероятно прекрасной рощи, которую крестный создал для меня.

      – Это не волшебство, – сказал он.

      Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким резким и жестким голосом. Я удивленно застыла и обернулась к нему.

      – Сила, – пояснил он. – Это разные вещи, разве не ясно?

      Нет, не ясно. Я не сталкивалась прежде с волшебством и не представляла, что значит обладать силой. Для меня не было разницы между силой и волшебством. И то и другое не про меня. Что-то далекое, недостижимое, запредельное.

      Крестный огляделся по сторонам и уселся на