Лунный камень. Уилки Коллинз

одежде пятна жира. За день до этого Розанна вывела одно пятно у меня с лацкана с помощью какого-то нового средства, которое уничтожает всевозможные загрязнения. Жир исчез, но на его месте осталось темное пятнышко. Девушка указала на него и покачала головой.

      – Пятно ушло, – сказала она, – но место видно, мистер Беттередж… Место видно!

      На подобное замечание, сделанное человеку о его собственном сюртуке, не так-то просто ответить. Что-то в самой девушке заставило меня почувствовать острую жалость к ней. У нее были красивые карие глаза, такие же ясные и чистые, как она вся. И она посмотрела на меня с уважением к моей счастливой старости, к моему доброму характеру, и мое сердце налилось жалостью к нашей второй горничной. Я почувствовал, что не смогу ее утешить. Оставалось одно… Отвести ее на обед.

      – Помоги-ка мне подняться, – сказал я. – Ты опаздываешь к обеду, Розанна… И я пришел тебя позвать.

      – Вы, мистер Беттередж? – удивилась она.

      – Они послали за тобой Нэнси, – ответил я. – Но я решил, что тебе будет приятнее получить нагоняй от меня, дорогуша.

      Вместо того чтобы помочь мне подняться, бедняжка вложила свою ладонь мне в руку и легонько ее пожала. Она очень старалась не заплакать снова и сдержалась, чем вызвала у меня уважение.

      – Вы очень добры, мистер Беттередж, – сказала она. – Сегодня я не хочу обедать. Позвольте мне еще побыть здесь немного.

      – Что тебе здесь нравится? – полюбопытствовал я. – Почему тебя тянет в это печальное место?

      – Что-то влечет меня сюда. – Девушка водила пальцем по песку. – Я стараюсь держаться подальше, но не могу. Иногда, – продолжила она вполголоса, как будто страшась собственного воображения, – иногда, мистер Беттередж, мне кажется, что здесь меня ждет моя могила.

      – Тебя ждет жареная баранина и пудинг на сале, – сказал я. – Отправляйся обедать. Вот что бывает, Розанна, когда думаешь на голодный желудок. – Говорил я строго, ибо меня возмущает (что неудивительно в моем-то возрасте), когда женщина двадцати пяти лет от роду говорит о своей скорой кончине.

      Розанна, похоже, не услышала меня, она положила руку мне на плечо, удерживая меня на месте.

      – Мне кажется, что это место меня околдовало, – сказала она. – Ночь за ночью оно снится мне, я думаю о нем, когда занимаюсь шитьем. Вы же знаете, что я благодарная, мистер Беттередж… Вы знаете, что я хочу быть достойной вашей доброты и доверия ко мне миледи. Но иногда я думаю, что жизнь здесь слишком спокойная и хорошая для такой женщины, как я, после всего, через что я прошла, мистер Беттередж… После всего, через что я прошла… Я больше чувствую себя одинокой среди слуг, зная, что я не такая, как они, чем здесь. Миледи не знает, и смотрительница исправительного дома не знала, каким ужасным упреком служат обычные честные люди сами по себе для такой, как я. Не браните меня, добрый вы человек. Я ведь выполняю свою работу, правда? Пожалуйста,