Подарочные марки. Алексей Караванов

ровные и стойкие, сегодня ходят и дрожат, точно это перо сейсмографа фиксирует случившееся где-то далеко землетрясение. И на весенней ступени была трава зелёной, а сейчас пошла ржавчиной, разбросаны гайки ржавые, и в этой траве ищут зёрнышки подхватившие ржавчину голуби. Ясное небо за одну секунду становится облачным, а машины начинают ехать медленно, со звуком карет.

      Шаг дальше – и укушен вампиром: беспощадность вируса иссушает твоё тело, черствеет и разрушается кожа. Пройдёшь немного – и пропал недуг, но карманы твои обчищены – с вампирской заразой ушли и все деньги. А вот мимо прошла девица, с носом как у статуи Афродиты. Едва захочешь её окликнуть, как замечаешь, что она шепчет на ходу. Шепчет, будто стих читает. Если это проклятие, то ты мог проглотить его (не случайно это – не разевай рот попусту). И неизвестно, какое проклятие, каким будет эффект: то ли дом твой пойдёт коррозией, то ли обойдётся всё: покашляешь во сне, покашляешь – и сразу уснёшь, забудешь. Но если это сильное проклятие, то может случиться ужасное и ты завтра встретишь девушку с носом Афродиты. Это будет повтор, выбивающий тебя из мира, где повторы заставляют пропустить новую информацию.

      Наконец промыл киселём нутро и всё выблевал. Теперь точно не будет повтора – кисель-то обволакивает проклятие и выводит его из организма. С полной уверенностью ринешься догонять уходящий от тебя день; уже отбыл последний трамвай, сторожа весело готовятся охранять тишину за карточной партией, и веснушки звёзд появились на голубовато-мглистом ночном небе.

      Запинка с проклятием нарушила твой ход в ритме появления новой информации, и ты не понимаешь, как вернуть события настоящего, которые уходят, уходят с ускорением.

      Волнение становится сердцебиением, оглядками – словно опасаешься врагов; ты набираешь полные лёгкие надежды, что события встретят тромб и свет не будет перевоплощаться в переливы солнечных льдинок на глянцевой вилке, треск половиц не отзовётся сверчкам, лунный свет, пройдя оконную раму, не будет лежать на полу упавшей газетой, а лица старух не найдут свой образ в пожёванном сухофрукте. Ведь без событий, – упущенных, обогнавших тебя, – которые заправляют твой внутренний стержень, ты быстро испишешься, кончатся чернила, и тобою будет не заполнить пустоты на полях книги бытия.

      Ты вспомнишь, стараясь догнать день и пытаясь найти отправную точку, что гнался за монетой, выпрыгнувшей, когда ты доставал ключ, из кармана, как из отворённой на секунду клетки. И не получается всё это приобщить к тому, что монета, загнанная в угол бордюров, попалась тебе в руки с какой-то отметиной, похожей и на ржавчину, и на застывший кисель.

      И сделать из всего этого один шаг в ушедший день ты не можешь. Проход из мирка в мир сегодня упущен. Тебе только и возможно в очередной раз смириться с тем, что и это норма. Тогда пусть, увы, будет утро, понедельник. Обыденно.

      Пила и пилы

      – Почитал о ней, ничего