Княжич в неволе. Книга 3. Алексей Буйло

дружка, затёпало сердце.

      Их же вроде вместе тащили!

      Вдруг, пока он валялся в беспамятстве, с Санко приключилось что?

      Захотелось взвыть. Как те чакалки.

      Княжич опять сдержался, но задрожал точно осиновый лист.

      Старуха заметила его беспокойство. Вытерла о подол руки. Встала, кряхтя и чуть не опрокинув плошку с похлёбкой.

      Вот страшила! Тощая как смерть, не лицо – сушёная слива, седые косицы по пояс, костлявые ручищи.

      Чего хочет? И без того худо.

      Этими самыми ручищами, серыми от въевшейся грязи, с длинными чёрными ногтями, синдка ухватила княжича за подбородок. Развернула назад – так, что Олешка едва не свихнул шею, ткнула в темноту скрюченным пальцем: мол, туда смотри. И снова провела ладонью по его волосам. От старухи разило кислятиной, росс даже перестал дышать, но послушался и обратился в сгустившиеся сумерки.

      Поначалу ничего не приметил, а потом, в соседнем возке углядел съёжившийся комочек в знакомой одёжке. Санко!

      – Санко! – радостно позвал княжич, забыв про горести. И про старуху, которая не отошла и всё гладила его по маковке. Будто собственного внука.

      Славон немедля встрепенулся, точно ждал:

      – Леший?! Слава Мокуше, очнулся! Двудни без памяток! Я вже убоялся: не помер ли?.. – словно пытаясь убедиться, что это верно росс, дружок просунул сквозь прутья руку – благо, возок, в котором он обретался, поставили впритык к олешкиному.

      – Два дня? – захлопал ресницами княжич. – Не… не помню! А ты… как? – Олешка прильнул к решётке.

      И тотчас отпрянул – щеку обожгла свистящая боль. Осев от неожиданности, он почувствовал, что к подбородку потекла горячая струйка. Прикрыл ладонью саднящую скулу.

      – Куп каран, сийар ада! – рядом как из-под земли вырос тучный синд. Кожаный хлыст свистнул ещё раз, звонко ударив по прутьям клетки.

      – Ах, ты, гад! – завопил Санко. – Ну-кась, достань, чёрт плешивый!

      В повозках загалдели. Славона схватили за плечи и оттащили в глубь колымаги, спрятали за спинами.

      – Куп каран! – снова рявкнул надсмотрщик и обвёл пленников тяжёлым взглядом из-под густых чёрных бровей. В свете ближнего костра блеснула потная залысина – Олешка, держась за щёку, сердито всхлипнул: точно, плешивый!

      Невольники притихли, попятились от прутьев. Трусы!

      Ох, как щека ноет-то!

      Подлюга! Да как ты смеешь бить княжьего отпрыска!

      В груди вскипело от ярости. Олешка вцепился в решётку и закричал:

      – Эй ты! Вонючка синдская!.. Смерд чернозадый!.. Смелый с кнутом?.. Да я тебя!.. Уй!!!

      Хлыст пребольно огрел княжича по костяшкам пальцев. Росс отскочил, старуха вцепилась ему в руку – да так крепко, что он опрокинулся назад. Надсмотрщик громко захохотал и, поигрывая плетью, направился прочь.

      Княжич попытался высвободиться из объятий синдки, но не тут-то было: старуха оказалась на удивление сильной – не выпустила, как он ни брыкался. Лишь когда охранник отошёл далеко, ослабила хватку.