Четыре единицы. Елизавета Гребешкова

рис с овощами, закуска с анчоусами и блюдо с набором палочек.

      Метнувшись к телефону, она попросила связать ее с Кэном:

      – Хочу выпить. Сейчас же.

      Глава 5

      В полутемном зале не было еще посетителей. Да и кто будет выпивать в четыре часа еще и двадцатипятилетний виски? Она сидела на высоком стуле за барной стойкой и уничтожила уже второй стакан со льдом. Кэн подпер загорелой рукой щеку и заворожённо следил за ее движениями. Он даже не переоделся после заседания, да и она выбежала из номера в деловом до ужаса бежевом платье по фигуре, даже волосы не распустила. Как была на утреннем заседании, так и прибежала в бар. Молча проводив один стакан за другим, не шелохнувшись и не говоря ни слова, Кэн наконец вздохнул:

      – Ты надираешься в четыре дня.

      Опрокинув в себя остатки виски, она потянулась за долькой лимона на столе. Бармена от этого передернуло, но он продолжал вытирать стаканы, увлеченно наблюдая за ней.

      – Он прислал мне букет гибискусов. Потом корейский обед.

      – Страсть к драме у него так и не прошла, – Кэн констатировал факт. – Это все? Поэтому мы вводим в ступор этого милого бельгийского студента.

      Они посмотрели на бармена, тот улыбнулся им и опять покосился на лимоны.

      – Записка. Там была записка.

      Кэн оживился, оторвался от своей щеки и лучезарно улыбнулся:

      – Удиви меня!

      – «Позвони мне. Буду ждать».

      Он расхохотался на весь пустой бар:

      – Это забавно. Не находишь?

      – Нет, не нахожу. Я не буду читать его записки на корейском, не буду нюхать эти поганые гибискусы и звонить ему не буду.

      – Хороший план. Главное – придерживаться. Где в нем виски в таком количестве?

      Она уронила голову на руки перед собой:

      – Он хочет, чтобы я чувствовала себя как в Сеуле. Словно мы опять все там. Звонки, записки, цветы, даже обед. Он хочет меня затянуть в это.

      – Звонки? – Кэн приподнял бровь.

      – Когда сделали заявление в ВОЗ, я звонила ему.

      – Ну, мать, кто ж тебе теперь доктор? Так ведь говорят в России? – она кивнула, не поднимая головы. – Джун – тот еще говнюк, но прости меня, моя дорогая, ты тоже хороша. Двенадцать лет жила себе спокойно без близкого общения с ВОЗ, а тут захотела информации из первых рук. Сказал тебе что-то полезное?

      – Прислал цветы, – Анна не могла оторвать лба от рук.

      – Ну все, приехали, – Кэн осушил едва полный стакан с темной жидкостью, звякнув кубиками льда. – Пошли есть, а то боюсь, вечеринка закончится, не начавшись.

      Перейдя в светлый ресторан напротив, они поглощали малюсенькие порции спагетти. Кэн трижды просил официанта принести ему новое блюдо. От еды Анне стало легче, голова была не такая тяжелая, мысли перестали носиться роем и выстраивались в линейную последовательность. Прожевав очередную пеперони, она даже улыбнулась:

      – Дурь какая-то! Цветы в мусорку, обед туда же, записка уже там. И все! Никаких контактов, встреч и всего