Тайная помолвка. Вера Крыжановская-Рочестер

е наследие Крыжановской, насчитывающее более 70 историко-оккультных романов и повестей, на десятилетия попало под запрет в СССР. Но если в государстве, материалистическом до мозга костей, нет места ни мистике, ни Богу, то оно всегда найдется в сердце Мастера: Михаил Булгаков считал Крыжановскую своим литературным учителем. Или по-прежнему считает? Не каждый отважится спросить самого безвременно ушедшего гения, а ведь азбука спиритов проста: «Кто ты? Если ты человек, то стукни один раз; а если – дух, то два». 11 декабря 1847 г. ей положили начало девочки Фокс, впоследствии исключенные из лона Церкви за общение с духом и вынужденные переехать в Рочестер…

      Роман «Тайная помолвка» (1890), выходивший также под названиями «Месть еврея» и «Немезида», – уже достаточно зрелый плод озарения[1] Крыжановской духом загадочного Рочестера[2]. Одаренный спирит, жена и сподвижница председателя петербургского «Кружка для исследования в области психизма», предсказавшая будущему Николаю Второму трагические события на Ходынке и мученическую смерть, Крыжановская утверждала, что жить и писать ей помогает ее небесный покровитель Рочестер. Поэтому, завершая произведение, она либо ставила фамилию Рочестера рядом со своей, либо и вовсе самоустранялась, публикуясь под именем мистического соавтора.

      Вы изумитесь, насколько стройный сюжет вышел из-под пера Крыжановской во время сеанса автоматического письма![3] Наверняка «Тайная помолвка» стоила Вере Ивановне не одного обморока[4], по крайней мере, графиню Маркош в первой же сцене с ее участием главный герой, Самуил Мейер, находит без чувств. И не единожды юная аристократка физически будет не в силах держать удары судьбы, бросившей ее в объятия иудея, чтобы потом, когда предрассудки отступят перед истинной любовью, не знающей рас, вырвать прекрасную гойшу из ставших желанными объятий.

      А каково будет самому банкиру Мейеру, до поры воспринимавшему спиритизм лишь как верчение блюдец, кручение столов и всякие вздорные фокусы, открыть в себе талант медиума и собственноручно записать наставления покойного отца, которого свела в могилу готовность сына креститься ради обладания христианкой? Духу ростовщика, при жизни признававшего лишь ветхозаветное «око за око», следовало бы взывать к возмездию, подобно Тени отца Гамлета… Но это уже совсем другая история.

      Часть первая

      I

      Стоял прекрасный весенний день. Щегольская карета, запряженная парой кровных лошадей, мчалась по оживленным улицам Пешта и остановилась у подъезда дома аристократической части города, а ливрейный лакей отворил дверцы экипажа. Из него проворно вышел молодой человек и, слегка кивнув головой на почтительный поклон швейцара, медленно стал подниматься по широкой лестнице с золочеными перилами в первый этаж.

      – Батюшка вас спрашивал, сударь, – сказал лакей вошедшему, снимая с него пальто. – Теперь он в конторе, но просил вас подождать его в кабинете.

      Молодой человек, не отвечая, прошел несколько комнат и вошел в кабинет отца. Это была большая комната, убранная с претензией на роскошь. Мебель с позолотой, мягкий ковер на полу, столы, уставленные драгоценными произведениями искусства, – все это гармонировало между собой. Лишь одно огромное бюро, заваленное бумагами, и большой массивный несгораемый шкаф свидетельствовали, что это кабинет делового человека.

      Пройдясь нетерпеливо несколько раз по комнате, молодой человек бросился в кресло и, откинув голову на спинку, задумался.

      Старый банкир Авраам Мейер был тип еврея, который, выйдя из ничтожества, создал себе неизвестно как огромное богатство. Родился он в жалкой лавчонке маленького провинциального города и был сначала мелким торговцем. С коробом на спине исходил он всю страну вдоль и поперек, не пропуская ни одного угла. Расчетливый и неутомимый, сопутствуемый той счастливой удачей, которая неизменно связана с работой еврея, Авраам быстро сколотил себе маленький капиталец, и счастливая спекуляция сделала из него богатого человека, а время – банкира-миллионера. Хотя он сам остался евреем душой и телом, строгим блюстителем Моисеева закона, но своему единственному сыну дал хорошее образование.

      Самуил, родившийся после двенадцатилетнего бесплодного супружества и стоивший жизни матери, был идолом старика Мейера. Для него он работал, беспрерывно накопляя богатство, для его образования он ничего не упустил из вида, и Самуил Мейер, надо сознаться, прекрасно воспользовался предоставленными ему средствами. Блистательно учился он сперва под руководством лучших профессоров, а затем в университете. По окончании курса наук он путешествовал, и это дало ему окончательную полировку. Он говорил на шести языках, хорошо рисовал и был прекрасным музыкантом.

      Богато одаренный, но гордый и страстный, Самуил ненавидел свое еврейское происхождение, которое было причиной многих его неприятностей и замыкало ему двери действительно аристократических кругов, куда он так жаждал проникнуть.

      Отец предоставил ему полную свободу. Он жил богато,

1

Писала Крыжановская «странно», в состоянии озарения. Писала по-французски (французским языком она владела безукоризненно), потом текст переводился на русский язык.

2

Джон Уилмот, 2-й граф Рочестер (1647–1680) – один из наиболее значимых английских поэтов эпохи Реставрации.

3

«…Вера Ивановна сидела в кресле за маленьким столом, на котором почти всегда были положены карандаш и кипа бумаги. Голова ее слегка откидывалась назад, и полузакрытые глаза были направлены на одну определенную точку. И вдруг она начинала писать, не глядя на бумагу. Это было настоящее автоматическое письмо» (В. В. Скрябин. Воспоминания).

4

«…Это состояние транса продолжалось от 20 до 30 минут, после чего Вера Ивановна обычно впадала в обморочное состояние» (там же).