Бесконечно длинная весна. Лида Стародубцева

кивает на мужчину с грустным носом. Или, может быть, он сказал friend[9]. Поколебавшись, грустный нос протягивает руку. Ладонь мягкая, бархатно-влажная, как будто трогаешь брюшко слизня. Она не называет своего имени, никто и не спрашивает.

      – Fred new truck driver. And you – [10]

      Он смотрит на нее, складывает указательный и средний пальцы дулом пистолета, а потом трет их о большой.

      – You run from police? We not say[11].

      Она продолжает смотреть на его пальцы. Потом переводит взгляд на Фреда, или «френда», его скорбную улыбку. Телохранитель ржет:

      – We not tell![12]

      Она отхлебывает пива, потом еще. Протягивает руку к его тарелке, берет горошину. Он придвигает свою порцию к ней, продолжая разламывать картофелину вилкой. Обеспокоенно качает головой, как воскресный папа:

      – You must eat.

      – I must nothing[13].

      Он опять смеется, закидывает полкартофелины в рот, жует.

      – No, nothing[14].

      Она думает: когда мы встанем из-за стола. Если его ладонь не угодит на мое бедро. Если я шатающейся походкой пойду в туалет. Потому что мне уже дико хочется писать. Тогда – дверь закроется?

      Он что-то говорит Фреду и хлопает его по колену или чуть выше. Фред кивает, он тоже доел свой шницель. Телохранитель встает.

      – You know that place, people sit and sleep, – он машет рукой в сторону коридора, ведущего внутрь парома. – You sleep. I give you that, that[15], – он рисует пальцем в воздухе большой прямоугольник, натягивает до подбородка.

      – Thank you[16].

      Надо найти туалет сполоснуть лицо и подмышки. Туалет не такой просторный, как в торговых центрах, но почти. Однако куда более замызганный. Исцарапанные поверхности, наспех протертое зеркало. Четыре раковины в ряд. На стене висит расписание уборки с неразборчивыми подписями. Последняя смена: сегодня утром. Она рассматривает свое отражение, думает: а если бы мне – накладные ресницы? А если бы – совсем без ресниц? Открывается дверь, вваливаются три хихикающие женщины. Низенькая, длинная, средняя. Я в народной сказке, думает она. Они тоже? Женщины не обращают на нее внимания. Средняя открывает сумочку и достает косметику: помаду, тушь. Передает цилиндрики остальным. У длинной – опухшая губа, в черной трещине запекшаяся кровь. Неудачная пластическая операция? Неуклюжее вмешательство неумелого хирурга. Низенькая быстро стягивает с себя свитер, ржано-мучные груди чуть не вываливаются из чашечек фасона «секси». Она роется в сумке, извлекает из нее топ в обтяжку. Быстро натягивает его. Жесты отлаженные – глаз не оторвать. Большой свитер, из той же сумки, скрывает превращение мантией-невидимкой. Ни одна из женщин не обращает внимания на нее, зажатую в угол. Луженая глотка низенькой сыпет дробью. В конце концов, набравшись храбрости, она протискивается мимо сказочных героинь, смеющихся над непонятными словами-горошинами. Вот смех звучит одинаково на всех языках. Звуки-толчки, рвущие гирлянды слов.

      Она идет обратно к столовой: нужен запотевший бутерброд, маффин

9

Друг.

10

– Фред – новый водитель грузовика. А ты…

11

– Ты бегать от полиция? Мы не сказать!

12

– Мы не рассказать.

13

– Ты должна есть.

– Я ничего не должна.

14

– Правда, ничего.

15

– Знаешь, то место, люди сидеть и спать. – Ты спать. Я дать тебе это, это…

16

– Спасибо.