Ночь ведьмы. Книга первая. Бет Рэвис

бы быть туман, разгоняемый на рассвете ветром, что обычно для зимы, если бы не запах. Аромат дерева и золы, землистый и насыщенный, напоминающий о костре, горящем летней ночью, или тлеющем пламени под кипящим на кухне котлом. И дым не невинно-серый, а тяжелый, удушающе черный.

      Меня наполняет ужас.

      Мне нужно выбраться из подвала. Сейчас же.

      Клубы дыма застилают площадь, заполняя подвал, пока мне не становится так тяжко моргать, будто под веки насыпали песок, а каждый вдох начинает жечь легкие.

      Когда мне удается высвободить из земли прутья, я ставлю еще несколько ящиков под окном и подтягиваюсь к проему.

      Цепляясь за края, я выбираюсь наружу. Земля размазана по моей голубой юбке, а рубашка с квадратным вырезом покрыта пятнами грязи и пота, когда я поднимаюсь на ноги.

      – Мама! – кричу я в дыму, кашляя при каждом вдохе. – Тетя Кэтрин! Лизель!

      Почему ни один хэксэн-егерь до сих пор не набросился на меня? Может, они не видят меня за дымом, но должны ведь были услышать мои крики. Мне все равно. Меня охватывает паника, и я снова зову родных.

      Ветер меняется.

      Небо проясняется. Ослепляющий голубой. Полдень, холодный декабрьский день.

      Лизель хотела приготовить сегодня сливовый пирог, но использовать яблоки вместо слив. «Нет, – сказала я ей, – извини, Лизель, я не могу. Маме нужна моя помощь в домашних делах, которые я не сделала вчера, ведь был мой день рождения».

      Мой день рождения.

      Мысль об этом разбивает мне сердце, дробит на мелкие части то, что уцелело, и в ужасе я вижу, что стало с Бирэсборном.

      Повсюду лежат тела, оставленные там, где их постигла смерть. Я замечаю среди убитых несколько хэксэн-егерей, но их немного. В основном это мои люди, мой ковен.

      На мгновение я замираю, мир теряет форму, и я понимаю, что я – единственная, кто остался в живых в деревне. Хэксэн-егери ушли. А мой ковен…

      В центре площади стоит столб.

      Как долго я пряталась в подвале? Слишком долго или недостаточно?

      Ветер свистит, подхватывает клубы дыма, поднимая их все выше, а я слышу только стук сердца, отдающийся в ушах. Ненавижу отсутствие шума больше, чем крики, ненавижу всепоглощающую тишину.

      Я падаю на колени перед столбом. Ее обгоревшие останки удерживаются у обугленного столба железной цепью.

      Они не увезли ее в Трир. Не устроили ей даже фальшивого суда.

      Они заклеймили ее грудь. Изогнутая буква «D» означает dämon. «Демон».

      Я не слышала, как она кричит, когда коммандант поджигал ее, когда клеймил, – она бы ни за что не доставила ему такого удовольствия.

      «Mein Schatz».

      Я сгибаюсь пополам. Не могу заставить себя стоять. Царапаю землю, вонзая ногти в почву, и из недр моей души, из самого нутра вырывается крик.

      Это обещание.

      Это начало.

      2. Отто

      Город Трир пахнет страхом и дерьмом.

      Я набрасываю на плечи черный плащ и закрепляю его на шее брошью в форме пронзенного сердца. Кожаные ботинки начищены до блеска. Пояс оттягивают меч, который висит в ножнах на левом боку, и пистолет