Пять прямых линий. Полная история музыки. Эндрю Гант

был исключительный талант: все его оттиски предельно отчетливы и полностью разборчивы даже пять столетий спустя после того, как они вышли из-под пресса. Однако его метод мало подходил для использования менее умелыми мастерами: линии и ноты легко могли соскользнуть со своих мест, что делало результат совершенно бесполезным. Решение этой проблемы нашел другой энциклопедист (и зять Томаса Мора), англичанин Джон Растелл. В разработанной им технологии для каждой ноты вместе с небольшой частью нотоносца создается отдельный блок. К примеру, печатник создает блок с минимой на нижней (или же, при обращении, верхней) линии нотоносца, который он может затем поместить в станок в соответствии с тем, что указывает ключ произведения. Слова закрепляются под нотами. Для этой техники нужен всего лишь один оттиск. Основной проблемой в данном случае оказывается необходимость выдерживать линии прямыми при большом количестве блоков. Однако умелые печатники, такие как Джон Дэй в Англии и Пьер Аттеньян во Франции, вскоре с помощью этого метода превратили нотные листы в произведения искусства, сопровождая их невероятно детализированными иллюстрациями с тщательно воспроизведенной светотенью.

      Музыкальный контекст

      Эволюционировали и исполнительские средства. В 1460–1490-х годах в области практик исполнения произошла революция. Богатые приходы нанимали профессиональных певцов, хор и хормейстера и открывали церковные школы для хористов. В начале XV века исполнение сложной полифонии было уделом небольшой группы солистов, по большей части священников. Спустя сто лет церковная хоровая музыка требовала огромного хора, разделенного на группы и подгруппы (известные как «гимели»). Верхние и басовые голоса распевали свои партии во всю широту голосового диапазона (любимый прием английских композиторов). Существовали и певцы-миряне. В 1480-х годах церковь Ньиве-керк в Делфте нанимала певцов, даже если они были женаты. Деление на церковную и светскую музыку размывалось, так как для исполнения и той и другой привлекались одни и те же музыканты.

      Разумеется, как и во все времена, существовала и музыка простых людей. Если бы можно было сейчас пройтись по улице Уип-Ма-Уоп-Ма-Гейт в Йорке, или же спуститься по холмам Прованса, или же пересечь Плаза де Санта-Мария в Бургосе середины XVI века, то мы услышали бы звон церковных колоколов, размечающих вечный цикл церковного года, доносящуюся из окна дома торговца лютневую мелодию, горланящих песни пьяниц в трактирах, струнный ансамбль, настраивающий инструменты в покоях знатного дома, считалки, раздающиеся из школы, пение продавцов баллад, рассказывающих истории о святых и убийцах, чистые голоса мальчиков-хористов, словно слетающие с небес за алтарными преградами и витражами соборов, звуки табора, танцующего на городской площади, рожок ночной стражи, оповещающий о закате дня, и перекличку актеров труппы, репетирующей мистерию. Возможно, ваш слух уловил бы даже нечто знакомое: мотив «Greensleeves» или фолии[150], или даже наигрыш на волынке, сделанной

150

Фолия – одна из старейших европейских гармонических прогрессий, служащая основой для разного рода обработок.