В альпийском сиянии. Федор Диесперов

что иногда.

      Для себя я давно сформулировал, что можно все делать правильно, бодро шагать по проложенной для тебя дороге, не высовываться и не отсвечивать, жить по предзаготовленным добротным инструкциям, верить в образование как в социальный лифт до роскошного пентхауса, пить витаминки и все равно остаться не у дел или вообще провалиться на ровном месте. Да даже если и иметь блатные протекции по жизни, то все равно положительный исход никому не гарантирован. Материя – ничто. Все эти фокусы с яблоками впечатляют до определенного момента, но ничему не учат особо. Материя управляется не другой материей, а чем-то извне ее. Да и как вообще она возникла? Из другой материи посложнее или попроще? А другая откуда тогда?

      Потому без молитвы реально надеяться в чем-то там хоть сколько-нибудь серьезном преуспеть – наивная и самонадеянная возня и трата времени, которого и так все меньше и меньше. Именно молитва и преображает все вещество вокруг хоть к чему-то получше.

      А нам все навязывают эти замшелые воззрения трехсотлетней давности, что типа как бы если что-то не улавливается органами чувств или приборами, их усиливающими, то этого и нет. Замшелые воззрения, заклейменные как популизм и демагогия для искусственно приземленных масс. Воззрения, навязывающиеся в приказном порядке, чтоб проще и дальше втюхивать всякую нелепость, и желательно в кредит.

      Я пару раз глубоко вдохнул, и тут вдруг показалось, что где-то далеко раздался колокольный звон. Ни разу не слышал, чтобы в Нотр-Даме звонили колокола, да даже если и звонили бы, призывая прихожан на службу, то еще рано – максимум пара минут пятого. Но когда кажется – нужно креститься. И я, перекрестившись и поклонившись, вышел из храма. Прошел мимо пары акробатов, дававших представление на паперти рядом с мостом Дубль, и двинулся в сторону В.

      Глава VI. Лирическое наступление

      Как отвлечься от манящих не пойми куда изгибов линий переулков, улиц? Сколько раз они, извиваясь, завлекали не туда, а сюда? Вот и снова набережная Сены, но уже с продавцами пестрых, веселых картинок и плакатов, которыми хотелось обладать, перебирать в уме перед сном. Иногда пластинок, книг с потертыми переплетами и прочих предметов уютной, одомашненной, декоративной, уже стерильной старины.

      На набережной, на каменной скамейке мы сидели в конце той недели и пили «Курвуазье». Я в очередной раз собрался, и в очередной раз с трудом, с мыслями и изложил свой план, в очередной раз, с очередными цифрами на руках.

      Я звал Дениса, то есть В., с собой в горы, израсходовал все эпитеты, которые только мог себе позволить. Был искренним так, как давно, наверное, не бывал ни с кем, описывая то, как все будет здорово и легко. Как у меня все схвачено, как много я знаю местных, еще с университетских времен, когда действительно учился, а не специально оставался на второй год, чтобы получить возможность легально жить в этой стране по студенческому «титру» – как мы тут называли, вслед за французами, вид на жительство.

      Рассказывал,