Метемпсихоз. Виктор Георгиевич Рымарев

в ней бардак! А я детям должна смотреть в глаза. И их родителям. И твоим коллегам. Это, по-твоему, чушь?

      – Ирина, опомнись! На что ты намекаешь? Как тебе не стыдно? У женщины такое горе, а ты…

      – Какое ещё горе?

      – У неё муж погиб.

      – Когда?

      – Три месяца назад.

      – И три месяца она носила колечко на правой руке. Не странно ли?

      – Ирина!

      – Откуда ты узнал об этом?

      – Она сказала.

      – Когда?

      – Двадцать восьмого. Надеюсь, ты удовлетворена? Допрос окончен, я могу идти?

      – Нет, Иван. Ещё не всё. Почему именно тебе она сказала об этом? Тоже случайно?

      – Я так не думаю. Она знала о моём несчастье. Поэтому, когда Светлана Викторовна сочла себя в силах, она именно со мной поделилась своим горем. Ведь больному человеку легче понять другого больного человека.

      – И ты столь великолепно всё понял, что, сломя голову, помчался сбривать бороду. А о том, что у неё двое маленьких детей, она тебе, случайно, не забыла рассказать?

      – Не забыла. И о том, как трудно ей приходится сейчас, и как тяжело с жильём – ничего не забыла.

      – Даже так. Эх, Ваня, Ваня. Светлана Викторовна – приятная женщина и человек она, кажется, неплохой, но – двое детей. Подумай, Иван, подумай. И если ещё не поздно…

      – Ирина, – устало выдохнул Иван Сергеевич, – я говорю тебе русским языком: у нас со Светланой Викторовной ничего не было, нет и быть ничего не может. Хотя бы даже потому, что она не в моём вкусе.

      – Вот как? Насколько мне известно, тебе всегда нравились женщины подобного типа.

      – Мне нравились девушки в белом, а теперь я люблю в голубом. Сейчас меня привлекают здоровые, крепкие, грудастые бабы без комплексов, хорошо знающие, чего хотят получить от жизни в данную конкретную минуту. А Светлану Викторовну мне просто по-человечески жаль. Но при всём при том я не испытываю к ней ничего из того, чем напичканы бабьи книжонки, на которых вы помешались с недавних пор.

      – Ох, Иван, не такая я дура, как ты думаешь. Видать и правда, кого господь захочет наказать, того лишает разума. Смотри, локти потом не кусай, не говори, что не предупреждали. Плохо ты нас, женщин, знаешь. Думаешь, Аннушка…

      Иван Сергеевич саданул кулаком по столу.

      – Оставь Аннушку в покое!

      Ирина Николаевна с сожалением посмотрела на Ивана Сергеевича.

      – Делайте, что хотите. Вы – взрослые люди, не мне вас учить. Единственная просьба: узаконьте, пожалуйста, свои отношения, чтобы больше никто не тыкал мне пальцем в глаза… Ты свободен.

      Иван Сергеевич молча встал со стула, выразительно взглянул на Ирину Николаевну, энергично крутанул пальцем у виска.

      – Ты явно перечитала любовных романов, – сказал он и вышел, смачно грохнув дверью.

      «Господи, как они любят копаться в чужом нижнем белье. И было бы что. Такого слона раздуть неизвестно из чего. Что слона. Целого динозавра. И он хорош».       Иван Сергеевич поморщился, стоя в раздумье у закрытых дверей директорского кабинета.

      «Оскорбил Ирину, от