Веда. Путь к роду. Юри Анфилада

ведь сейчас несмотря на худобу, успокаивая, ненароком рукою провёл по округлившимся бёдрам. Но поведение девицы его пугало.

      От предложения крова и ночлега девушка отказалась, еду и питьё тоже отвергала и лишь заворожённым и даже безумным взглядом смотрела на полыхающие языки пламени, возбуждённо облизывающие ночной небосвод. Также молодого смутило, что Ждана готовясь ко сну оказалась с непокрытой головой, как положено, однако сослал думы на усталость после тяжёлых событий. Но что случилось потом, белокурый никак не ожидал увидеть. Точно побродившая умом, она, стоя в одной исподней16, то весело улыбалась и смеялась, а затем горько плакала и бранилась, задрав головушку к небу, да так, что после упала на колени напрямик к земле и принялась кричать ругательства столь громко, что никогда и никто доселе не слыхал, что человек способен так горестно завывать. И даже сама не знала зеленоглазка что на неё нашло, однако отчаянно старалась в голове вспомнить полностью песнь, в коей почуяла защиту, без которой и ночь опостылела, и грядущая заря была уже не мила. Она вытащила, как добротное полешко из поленницы, нужный кусок из давеча напрочь забытого.

      – Славлю, славлю, сбереги! Славлю, славлю, забери! – молила, надрывая горло в истошно неверное чёрное небо, усыпанное мелкими крапинками колокольчиков, содрогающаяся девушка.

      Беловодцы, завидев данное зрелище, повернулись и ушли восвояси прежде несколько раз с омерзением плюнув и выбросив сквозь зубы речи о колдовской натуре и что такую как она и смерть не исправит. Только один Бажен не воротился от неё, а на виду у всех присел на колени и стал обнимать, прижимать крепче, пережидать пока перебеснуется и выплачется.

      Долго длилась души мука, но как резко началась, так наскоро прервались вои и стоны. Огонь, будто кем заговоренный, поглотив и напрочь скосив только лишь избу… стих.

      – Я крик твой услышал, да сразу стремглав помчал, как чуял, что надо было остаться рядом, но решил дать тебе проститься, дурень… – шептал на ухо мягкий голос друга. – Прибежал, а все поверху уже погорело, брёвна валиться стали, еле успел поймать тебя сверху, да кушак твой отыскать, помню, что дорог тебе. Так ты сквозь марево всё лепетала: Вита, Вита. Видать, звала кого-то, а может привиделось что.

      – Благо дарю, Бажен, – коротко ответила Дана, принимая свою вещь обратно.

      В груди было пусто и рвано. В мыслях хороводом кружились раздумья о собственной немощности, ненадобности, перетекающие во что-то странное, неведанное… Злое? Отчаянное?

      Хрипло прокашлявшись, синеглазый предложил:

      – Я воды тебе принесу, умоешься, да пойдём ко мне. Продюжим как-нибудь до листопада17, а там в Китежград подадимся. А? Ждан? Ты же хотела ближе к учениям добротным, людей лечить, а?

      – Не сбудутся мои чаяния, Баженушка! – бесцветно выдала она, осматривая погоревшую выше колен ночную рубаху и осмысливая, что это единственная одёжа, что осталась хоть немного целёхонькой.

      – Ну

16

Исподняя – рубашка для сна.

17

Листопад – месяц октябрь на новый лад.