Наши за границей. Где апельсины зреют. Николай Лейкин

Сади!

      – Ах, боже мой! Ну что ты ко мне пристаешь-то!

      – Ничего не знает! А еще у мадамы училась.

      – Меняльную лавку вы найдете в вокзале. Там еврей вам и разменяет, – послышалось сзади по-русски.

      Говорил какой-то господин в войлочной дорожной шапочке. Купец обернулся и сказал:

      – Мерси вас… Удивительно, как трудно без немецкого языка… Ничего не понимают. Будьте добры сказать этой колбасе, что он на чай в лучшем виде получит, как только я разменяю русские деньги. Ну вот… Еще мерси вас… Извините… А как по-немецки меняльная лавка, чтобы я мог спросить?

      – Вексельбуде… Но еврей, который будет менять вам деньги, говорит по-русски.

      – Анкор мерси[7] вас… Вексельбуде, вексельбуде, – твердил купец. – Запомни, Глаша, как меняльная лавка называется, а то я впопыхах-то могу забыть. Вексельбуде, вексельбуде.

      У дверей в вокзале стояли прусские жандармы и таможенные чиновники отбирали паспорта и пропускали пассажиров по очереди.

      – Эх, следовало бы захватить с собой в дорогу Карла Адамыча для немецкого языка, – говорил купец. – Он хоть пропойный человек, а все-таки с языком. Приодеть бы его в мое старое пальтишко, так он и совсем бы за барина сошел. Только ведь дорога да выпивка, а ест он самые пустяки. Положительно следовало бы его взять, и в лучшем бы виде он по-немецки бормотал.

      – Так отчего же не взял? – сказала жена.

      – А не сама ли ты говорила, что я с ним с кругу сбиться могу? Я на твое образование надеялся, думал, что ежели уж у мадамы в пансионе училась и немецкие стихи знаешь, так как же немецких-то слов не знать; а ты даже без того понятия, как подушка по-немецки называется.

      – Тебе ведь сказано, что я политичные слова знаю, а подушка разве политичное слово.

      – Врешь! Ты даже сейчас хвасталась, что комнатные слова знаешь.

      – Фу, как ты мне надоел! Вот возьму да на зло тебе и заплáчу.

      – Да плачь. Черт с тобой!

      Жена слезливо заморгала глазами. Купец проталкивал ее вперед.

      – Пасс![8] – возгласил жандарм и загородил ей дорогу.

      – Глаша! Что он говорит? Чего ему нужно? – спрашивал у жены купец.

      – Отстань. Ничего не знаю.

      – Пасс! – повторил жандарм и протянул руку.

      – Ну, вот извольте видеть, словно он будто в винт играет: пасс да пасс.

      – Отдайте свой паспорт. Он паспорт требует, – сказал кто-то по-русски.

      – Паспорт? Ну так так бы и говорил, а то – пасс да пасс… Вот паспорт.

      Купец отдал паспорт и проскользнул сквозь двери. Жену задержали и тоже требовали паспорт.

      – Глаша! Чего ж ты?.. Иди сюда… Глафира Семеновна! Чего ты стала? – кричал купец.

      – Да не пускают. Вон он руки распространяет, – отвечала та. – Пустите же меня! – раздраженно рванулась она.

      – Пасс! – возвысил голос жандарм.

      – Да ведь я отдал ейный паспорт. Жена при муже. Жена в моем паспорте… Паспорт у нас общий… Это жена моя… Послушайте, хер… Так не делается…

7

Еще раз спасибо.

8

Паспорт!