Галерен: мир без людей. Фиона Моран

бормотав себе что-то под нос. В один момент она неудачно повернулась, и пакет выскользнул из её рук, рассыпая содержимое на мокрый асфальт.

      – Ма́лум подери этот вечно мокрый проклятый город, – пробубнила она, склонившись, чтобы собрать свои пожитки.

      Не успела она сделать задуманное, как Оливер опередил её и поднял пару красных яблок, повидавшие, казалось, недели. Рассмотрев гнилой красный плод, он перевёл взор на женщину. Глаза Оливера встретила пренеприятная внешность старухи, лицо которой было покрыто глубокими морщинами, а кровавого цвета глазные склеры контрастировали с бледно-голубой кожей лица. Опешив от такого вида, Оливер инстинктивно отшатнулся, но быстро взял себя в руки и протянул ей яблоко, стараясь не показывать свой страх.

      – Спасибо, юноша, – её лицо расплылось в скалящей зубы улыбке. – ты первый, кто помог мне здесь. Остальные страшились.

      Оливер кивнул ей в ответ, затем старуха продолжила говорить.

      – Я вижу, ты несёшь на себе тяжелую ношу, – она приблизилась к нему так, что он почувствовал её тяжёлое дыхание, и начала его обнюхивать, словно животное. – Но ты всё преодолеешь. Не умрут они… не должны.

      Эти слова заставили Оливера вздрогнуть. Его глаза расширились от неожиданности, и он, наконец, сделал шаг назад.

      – Все трудности решаемы, но какой ценой… – пробормотала она, откусывая гнилое яблоко. Затем старуха подняла свой пустой пакет и, громко смеясь, пошла прочь.

      – "Жуть какая", – подумал он.

      Вскоре после этого, ноги Оливера привели его к дому, стены которого обвивал серый кирпич и уныло прокрашенный забор, выдающий время и частую непогоду. Пологая крыша скапливала на бортиках капли дождя, смешанной с пылью, а на верхнем этаже были видны некрасивые окна, в отражении которых красовалась серая безмолвная улица. Весь промокший и в грязи Оливер постоял под дверью какое-то время, стряхивая грязь с ботинок, после чего открыл двери и зашёл в дом.

      – Пришёл, – послышался низкий голос со стороны дивана в гостиной. Отец Оливера, Август, лениво дремал напротив телевизора, который едва работал, треща и искажая картинку.

      – «Хоть кто-то из них работает», – подумал Оливер, заходя в дом.

      – Ты чего так рано? – пробормотал Август, зевая и потягиваясь. – Сваргань-ка пожрать что-нибудь, с утра ничего не ел.

      Парень покорно пошёл на кухню. Он достал сковороду, но, не рассчитав свои силы, случайно уронил половину утвари на пол, издав громкий грохот. Этот шум дал отцу повод тяжело вздохнуть и закатить глаза, как он делал каждый раз, когда Оливер что-то делал неправильно. Собрав всё обратно, Оливер начал готовить обед.

      Оливер не ненавидел своего отца, но если бы тот умер, он вряд ли бы скорбел. Слишком мало хорошего было связано с ним, а плохих воспоминаний – бесчисленное множество. Обычные крики и оскорбления не так страшны, как его постоянное рукоприкладство. Мать Оливера не хотела уходить от Августа, потому что считала, что детям нужен отец, даже если он был таковым только