Держи марку!. Терри Пратчетт

беды, а не какие-то дьявольские микстуры, невесть из чего сготовленные.

      Он смачно причмокнул губами. Этим вечером он как раз положил в носки свежую серу и прямо чувствовал, как та идет ему на пользу.

      В бархатистом полном бумаги мраке сортировочного отделения мерцали две свечи в лампах. Свет проходил через наружное стекло, наполненное водой, чтобы свеча погасла, если лампа вдруг разобьется. От этого лампы смахивали на фонарики какой-нибудь глубоководной твари из стальной илистой пучины.

      Из темноты донеслось слабое бульканье. Грош закупорил пузырек с эликсиром и приступил к делу.

      – Чернильницы все наполнены, ученик почтальона Стэнли? – нараспев произнес он.

      – Так точно, младший почтальон Грош! Ровно на треть дюйма от горлышка, как предписано в Уставе Работников Почтамта, в главе Заведования Хозяйством, параграф С-18, – отрапортовал Стэнли.

      Грош зашелестел страницами огромного фолианта, водруженного на пюпитр.

      – Можно посмотреть картинку, господин Грош? – попросил Стэнли с благоговением.

      Грош улыбнулся. Это было частью их ритуала, и он дал юноше свой обычный ответ.

      – Так и быть, но это в последний раз. Ни к чему зазря смотреть на лик божий, – сказал он. – И на другие части тела.

      – Но, господин Грош, ты же говорил, что в холле раньше стояла его статуя, вся из золота. Люди, наверное, постоянно на нее смотрели.

      Грош замялся. Но Стэнли был растущим юношей. Рано или поздно придется все ему рассказать.

      – По правде сказать, не припомню, чтобы люди обращали особое внимание на его лик, – сказал он. – Они все больше заглядывались на… крылья.

      – На фуражке и туфлях, – подхватил Стэнли. – Чтобы лететь на них и рассылать почту со скоростью… почты.

      Капелька пота скатилась со лба Гроша.

      – На фуражке и туфлях, да, и там тоже, – ответил он. – Но… не только там.

      Стэнли пригляделся к рисунку повнимательнее.

      – Ах да. Не замечал раньше. У него крылышки на…

      – На фиговом листе, – быстро перебил Грош. – Так мы это называли.

      – Но зачем ему тут лист?

      – О, в старину все такие носили, потому что это был классицизм, – ответил Грош с облегчением, радуясь, что разговор ушел в сторону от каверзной сути. – Это фиговый лист. С фигового дерева.

      – Ха-ха, вот дураки-то, откуда же у нас фиговые деревья! – воскликнул Стэнли, словно обнаружил прореху в давно устоявшейся догме.

      – Верно подмечено, юноша, но лист все равно был из железа, – терпеливо ответил Грош.

      – А крылья? – спросил юноша.

      – Ну-у, вероятно, тогда думали: чем больше крыльев, тем лучше, – ответил Грош.

      – Да, но если крылья на фуражке и на туфлях перестанут работать, удержат ли его…

      – Стэнли! Это всего лишь статуя! Не перевозбуждайся! Успокойся! Ты же не хочешь огорчать… их.

      Стэнли свесил голову.

      – Они снова шептали мне что-то, господин Грош, – сознался Стэнли тихим голосом.

      – Да,