Шесть тысяч мыслей Лины Коваль. Анастасия Малейко

у нас. Я выжидающе молчу.

      – Ты купила себе лису? – слышу я наконец вопрос.

      – Это лисенок, – поправляю я и пропускаю Киру Сергеевну с кастрюлькой в руках в прихожую.

      – Прекрасный выбор, Линочка, тебе очень идет рыжий цвет! – Я знала, что уж кто-кто, а Кира Сергеевна оценит шапку по достоинству.

      – Отличный прикид, – парирую я, имея в виду, что на Кире Сергеевне сегодня мой подарок, джинсовая рубашка из 80-х, вытертая на локтях до белесых овалов. – Бабушка?.. – киваю я на кастрюльку, откуда пахнет куриными котлетами и картошкой.

      – Да, она не стала вас ждать, занесла мне. Ты голодная? Мой руки и садись скорее, пока все теплое. – Кира Сергеевна проходит на кухню, а я снимаю шапку и кладу ее в музей, рядом с черной фетровой шляпой. Пусть знакомятся.

      Потом мы сидим с Кирой Сергеевной на кухне и едим бабушкины котлеты.

      Бабушка живет за три дома от нас и часто заносит нам всякую еду: банки с борщом, котлеты, пирожки. Она волнуется, что, когда ее не станет, мы с мамой умрем с голоду, потому что готовить не хотим и не умеем. Мы, конечно, с ней соглашаемся, чтобы доставить ей удовольствие, но вообще-то у нас к еде философское отношение. Если дома есть батон, кефир, яйца и сыр, значит, все в порядке. Кира Сергеевна считает так же. Мы с ней вообще во многом похожи. Не представляю, как бы я жила без наших чаепитий и обсуждений всего на свете.

      – Мама у художника, – говорю я сквозь котлету.

      – Хорошо, – отвечает Кира Сергеевна и кладет мне под руку салфетку.

      – Не понимаю, что хорошего. Вытащила сегодня утром клетчатое пальто. Вырядилась, как студентка. Побежала к нему, понесла ванильное печенье.

      Кира Сергеевна улыбается одними глазами.

      – Твоя мама счастливая и влюбленная. Это лучшее, что может случиться с человеком. Когда влюбишься, поймешь.

      – Но почему художник? Она что, не могла выбрать кого-нибудь другого для счастья?

      – А чем тебе не нравится художник? – Кира Сергеевна разливает чай. Все-таки здорово сидит на ней эта рубашка. Она в ней как хиппи, только цветочного венка на голову не хватает.

      Честно говоря, у меня нет ответа на вопрос, почему художник мне не нравится. Вообще-то он симпатичный и веселый. И мама с ним постоянно смеется и подпрыгивает, как школьница. Наверное, я просто ревную – раньше она веселилась со мной. Мы ходили на концерты и в кино. По воскресеньям уезжали в парк с бутербродами и термосом, лежали на траве до вечера, болтая и сочиняя всякие истории. А теперь у нее художник.

      Я говорю все это Кире Сергеевне, мы пьем чай, а за окном темнеет.

      – Может, посмотрим кино? – предлагаю я.

      – А уроки?

      – Два английских, литература и химия. Английский давно сделан.

      – А химия с литературой? – спрашивает для порядка Кира, хотя я вижу, что она уже согласилась.

      – Не задавали.

      Я убираю кастрюлю в холодильник, мою тарелки, и мы уходим в двенадцатую квартиру.

      Глава третья

      Лучшее место на земле

      Моя соседка – пианистка. Точнее, когда-то давно,