Пропавшая буква. Михаил Раскатов

заулыбался и гордо выпятил грудь.

      Но вдруг он услышал храп. Тот самый храп, который издавали на все лады Кляксы, спавшие на раскладушке.

      – Вот это музыка! – вскричал Кривпоч. – Ничего прекраснее в жизни не слыхал! Её надо записать на плёнку и заводить с утра до вечера!

      – Ах, какой ансамбль! – воскликнул Ах.

      – Ох, какое исполнение! – поддакнул Ох.

      И, схватившись за руки, Ах и Ох стали танцевать.

      Саша и Алёша стояли с открытыми ртами. Такого танца они не видели никогда.

      Сначала Ах и Ох топтались на одном месте, потом они всё выше и выше начали вскидывать ноги, а под конец Ах решил перевернуть Оха через голову. Но Ох неудачно перевернулся и со всего размаха упал прямо на раскладушку! От неожиданности и испуга Кляксы завопили и вскочили на ноги, сбросив Оха на землю. Теперь уже завопил Ох, а испуганные Кляксы с удивительной проворностью сложили раскладушку и, толкая коляску с принцессой, умчались прочь.

      Глава седьмая,

      из которой становится ясно, что хвастовством дела не сделаешь

      Кривпоч хотел последовать за принцессой, но неожиданно заметил наших друзей. Он подбоченился и, покачиваясь из стороны в сторону, с важным видом направился к ним.

      – Привет, приятели! – насмешливо закричал он Сливе и Знакам. – У вас, я вижу, важное дело? Ха-ха-ха!..

      – Здесь у вас приятелей нет! – отрезал Твёрдый Знак.

      – Вы всё уяснили? – осведомился Мягкий Знак. Когда было нужно, он умел говорить насмешливо.

      – Уяснил, я всё уяснил, мой миленький Мяконький Значок, – ответил Кривпоч и вдруг закричал пронзительным голосом: – Да знаете ли вы, с кем говорите?! Я – Почерк!

      – Кривой, – вставил Твёрдый Знак.

      – Подумать только, какие мерзкие буквы! Они считают, что если они такие чистенькие и аккуратненькие, то могут оскорблять почтенных граждан!

      – Ах, какое безобразие! Ох, какое возмутительное безобразие! – запричитали Ах и Ох.

      – Ну что за подхалимы! – поразилась Слива.

      – А я презираю аккуратность! Я ненавижу чистоту и всех чистюль на свете! Слыхали?! – кричал Кривпоч.

      – Пожалуйста, не отвлекайте нас от дела, – сердито сказала Слива.

      – Которого вам всё равно не понять, – добавил Мягкий Знак.

      – Не понять?! Эти жалкие буквы, кичащиеся своей прямотой, смеют утверждать, что мне, Кривому Почерку, не понять их дела! Да я весь этот ничтожный автомобильчик разберу и соберу в две минуты!

      – Неужели? – удивилась Слива.

      – В самом деле? – спросил Мягкий Знак.

      – Ах так! – зло сказал Твёрдый Знак. – Пожалуйста! Слива, отойди от «Стрелки», дай Кривому Почерку исправить мотор.

      Слива отступила в сторону, и Кривпоч, усмехаясь, приблизился к машине. Он натянул на руки грязные шёлковые перчатки, а нос закрыл платком, смоченным одеколоном, чтобы не чувствовать запаха бензина.

      Приготовившись таким образом к работе, Кривпоч свободной рукой потрогал все три колеса по очереди, потом вытянул шею, прищурил один глаз и заглянул в мотор. Но так как в моторе он не понимал ровным счётом ничего, то стал с учёным видом мэкать, хмыкать, экать и мдакать.