Повесть о Шести Сотках. Алексей Доброхотов

плечами Тимофей Иванович. Конечно, он мог бы ответить ей, что для того он, собственно говоря, и построил дачу, чтобы она могла приезжать сюда в любой день, когда пожелает. Что лично ему много не надо. Вполне спокойно мог бы обойтись и домиком гораздо меньших размеров. Что все удобства главным образом сделаны для нее: и вода в доме, и свет в парнике, и банька с парилкой, и уж, тем более, цветы вокруг дома. Не говоря уже об облепихе, что густо посажена исключительно исходя из полезности ягод для ее больного язвой желудка. И что он, конечно, рад, что она, наконец, приехала. И надеется, что она сможет остаться здесь подольше, хотя бы на неделю, а лучше до конца лета, чтобы, оставшись, безусловно признать, как здесь восхитительно, и какой он молодец, что все это своими руками создал. Но ничего этого вслух сказать он не мог. Да и так, без слов, вроде бы, все было понятно.

      – Не прогнал и на том, спасибо, – резко констатировала она, – Ну, долго ты тут еще сидеть будешь?

      – Так только вчера приехал. Самая пора. Поливать надо. И так два дня не был, – стал вдруг оправдываться он.

      Тимофей Иванович вообще рядом со своей супругой постоянно чувствовал себя виноватым. Видимо срабатывала многолетняя женская дрессировка.

      – Только и знаешь, что свою дачу. Дом совершенно забросил. Скоро вовсе сюда переселишься. А мне что делать прикажешь?

      – Так здесь места всем хватит, – осторожно заметил Тимофей Иванович.

      – Издеваешься? Что я здесь буду делать? – возмутилась Екатерина Петровна, – В земле копаться? Спасибо. Не для того я столько лет работала, чтобы на старости лет крестьянкой стать. Куда я здесь пойду? Кругом лес, мухи, крапива. Поговорить не с кем. Одна красота – вид на реку. Но долго не налюбуешься. Не для меня это. И не по мне. Ты уж меня извини, но ничего с этим не поделаешь. Я с самого начала была против этой затеи. И теперь в очередной раз вижу, что была совершенно права. Вечно я иду у тебя на поводу. А ты этим только пользуешься. Помыкаешь мною, как хочешь. Только о себе и думаешь.

      В груди Тимофея Ивановича тревожно заворочались дурные предчувствия.

      – Чем тебе в городе не живется? – продолжала напирать жена, – Вот на что ты тут насажал всего столько? Кому это все надо? Кто это все будет есть? Что мы себя в городе не прокормим, что ли? Совершенно себя не жалеешь. Не мальчик уже, чтобы столько работать. Пора уже и честь знать. Зачем нам столько овощей? В прошлом году половину сгноили. И в этом то же самое будет. Лучше бы мы с тобой за границу съездили. Нигде же еще не были. Скоро жизнь кончиться, а ничего не видели.

      – А на что смотреть то?

      – Да на то, как люди живут. На дома, на природу. На памятники разные. На что люди смотреть ездят. По музеям ходить. На море опять же… Сидишь тут, как медведь в берлоге. Стыдно мне за тебя. Не культурный ты весь. И меня за такую же держишь. Столько лет прожили, а нигде еще не были. Даже на юг ни разу не ездили. Разве это нормально? Разве