Общество грез. Мариа Армлин

когда она усаживала меня за стол и учила читать и писать. Мне это давалось довольно легко, но я не понимал, зачем мне учиться, если я всегда могу обратиться к ней. Все же Ифе не сдавалась и терпела мои капризы. На мое желание получить от нее быстрый ответ на волнующие темы, она обычно говорила: «Бомани, если ты не научишься думать сам, то станешь легкой добычей для тех, кто будет внушать тебе свою искаженную правду».

      До пяти лет я был счастливым и послушным мальчиком. Моя жизнь, хоть и не лишённая трудностей, казалась мне

      упорядоченной и светлой. Однако у каждого в жизни наступает момент, когда пелена спадает с глаз и весь мир, который ты строил аккуратно по камушку, рушится в одно мгновение.

      Я прекрасно помню день, когда моя детская наивность столкнулась со взрослой беспощадной реальностью. Все началось, когда мы узнали, насколько серьезно болен мистер Даррелл. Он несколько дней не выходил из своей спальни, а Маргарет, не сдаваясь, рассказывала маме о предполагаемых диагнозах врача и новейших методиках лечения. Однако ничего не помогало, и старику становилось все хуже и хуже. Я любил мистера Джеймса, он был единственным мужчиной в моем окружении, который был добр со мной. Остальные либо боялись, либо завидовали.

      Когда в очередной раз Маргарет рассказывала маме о хорошем специалисте с уникальной методикой лечения, я решил тайком взглянуть на больного и хоть немного развеселить его. Ифе запрещала мне подниматься на третий этаж, где располагалась спальня господ. Но разве существуют запреты, если твои действия способны облегчить жизнь другого? Я тайком прокрался к комнате, избегая других слуг, и бесшумно зашел в холостяцкую спальню мистера Джеймса. Он потерял жену во время рождения Маргарет и больше не женился, уверяя, что смерть не дает ему право предавать жену. Мистер Даррелл лежал в темной прохладной комнате, укрытый с ног до головы теплым одеялом, а все тело, будто предавая его, бросало в дрожь. На полу валялись окровавленные платки, и у меня появилась мысль о том, что возможно кто-то его пырнул ножом. Эта мысль настолько меня напугала, что я подбежал к нему и начал кричать, что есть мочи:

      – Мистер Даррелл, мистер Даррелл, вы живы?

      – Вроде еще жив, Бомани, – хриплым голосом произнес он, мягко улыбаясь и кашляя в платок.

      – Я не хотел вас тревожить, просто мне показалось, вам так грустно лежать тут одному, что вы были бы не прочь с кем- нибудь поговорить, – сказал я, не отрывая от него озорной взгляд.

      – Ты правильно сделал, что пришел, только не говори об этом никому, а то нам двоим хорошенько влетит, – улыбаясь, сказал он, разрешая мне запрыгнуть на его большую кровать и сесть рядом с ним.

      – Вам не влетит, вы же болеете, – с умным видом произнес я,

      – все проблемы беру на себя.

      Усевшись поудобнее, мистер Даррелл начал рассказывать о своей любимой жене Керри. Она, несомненно, была прекрасной женщиной, раз выбрала себе такого замечательного