Рим. Роман о древнем городе. Стивен Сейлор

и перемежая слова кашлем, он прохрипел:

      – Ты сошел с ума, Гней Марций! Ты мог убить меня!

      – Мне следовало убить тебя за то, что ты оскорбил мою мать и поставил под сомнение мою честь.

      – Твою честь! – Публий покачал головой. – Нужно ввести закон, который бы запрещал плебею вроде тебя даже прикасаться пальцем к такому патрицию, как я.

      Гней не стал повторно нападать на него, но застыл совершенно неподвижно. Его лицо стало пунцовым.

      – Как смеешь ты говорить мне это?

      – Как смею я называть тебя плебеем? Так ты и есть плебей, Гней Марций! «Только глупец не может принять свою судьбу» – так говорит глава нашей фамилии.

      Тит покачал головой. И зачем Публий насмехается над Гнеем? Неужели ему охота быть сброшенным с Тарпейской скалы? Тит даже задумался, не пора ли бежать за подмогой, но тут снизу, из города, донесся шум.

      – Что это? – удивленно промолвил он.

      – Ты о чем? – Публий не спускал опасливого взгляда с Гнея.

      – О том звуке, внизу. Ты разве не слышишь? Как сильный стон…

      – Или рев. Да, я слышу. Он похож на звук, который слышишь внутри морской раковины…

      Странный шум отвлек даже разгневанного Гнея.

      – Или рыдания, – сказал он. – Да, такое впечатление, будто разом плачет множество женщин.

      – Что-то случилось, – сказал Тит. – Это доносится с Форума.

      Они вместе подошли к краю утеса и посмотрели вниз. Рабочие на храме тоже услышали этот шум. Люди взбирались со строительных лесов на крышу храма, чтобы лучше видеть.

      На Форуме собралась огромная толпа, и народ продолжал прибывать со всех направлений. Группа сенаторов, облаченных в тоги, стояла на крыльце здания сената. Среди них, даже на таком большом расстоянии, Тит разглядел царского племянника с изможденным лицом. Вместо тоги на Бруте была рваная туника под стать только попрошайке – демонстрация бедности, до которой довел его царь. Он говорил, обращаясь к толпе.

      – Слышно, что он говорит? – спросил Тит.

      – Он очень далеко, а толпа слишком шумит, – сказал Гней. – И почему бы им не заткнуться?

      Впрочем, та часть толпы, которая находилась у подножия лестницы сената, вела себя тихо – все смотрели на крыльцо и слушали Брута. Но в задних рядах люди кричали, плакали, размахивали руками. И вдруг все расступились, давая дорогу кому-то, направлявшемуся сквозь толпу прямо к сенату.

      – Что это за человек и что он несет? – пробормотал Тит.

      – Кто он, мне не разглядеть, но что он несет, я вижу, – промолвил Гней. – Женщину. У него на руках женщина. Обмякшая, вялая. Люди расступаются, чтобы освободить ему путь. Кажется, на его тунике кровь. Мне кажется, эта женщина…

      – Мертва, – закончил за него Тит, ощутивший в желудке холодный, твердый комок.

      Человек шаг за шагом прокладывал путь через толпу. Там, где он проходил, возникало волнение, а вслед за ним воцарялась гробовая тишина. К тому времени, когда он добрался до ступенек здания сената, вся толпа застыла в странном