Трудности перевода. Джо Смит

что всё это не настоящее. Но затем пришло второе сообщение:

      «Мы можем встретиться сегодня?»

      Мир закружился. Это был тот момент, когда всё могло измениться. Но что я могла ответить?

      Я набрала текст, остановилась, потом стёрла. Наконец отправила короткое:

      «Нет. Прости»

      Ответ пришёл почти сразу:

      «И все же, буду надеяться. Не люблю недосказанности».

      Моё сердце замерло. В этот момент объявили посадку. Я встала, машинально направляясь к выходу на посадку, но внутри всё переворачивалось.

      Он мог бы оставить сообщение без подписи, обезличить его – либо завысить планку, сыграть "звезду", которую все обязаны знать. Но он выбрал подчеркнуть своё участие, свою личность. Это ощущение, что в многоголосом хоре поклонников он услышал именно меня – и ответил не как знаменитость, а как мужчина, которому небезразлично наше общение – било сразу в сердце.

      Все было настолько просто? Для него возможно. Но не для меня. И все же, хотелось верить, что это не просто случайность, не просто одна из сотни историй, в которых Эдриан Фолкнер был ой какой мастак. Хотелось, отчаянно хотелось верить, что и он, и вечер, и эти сообщения были настоящими.

      Эпизод 2

      – Учебник, страница сорок семь, задание тринадцатое письменно, – слова, как и каждый день, слетают с губ машинально. Страница, задание, шуршание учебников – вся эта механическая рутина, в которой я живу, в которой я прячусь. От себя. От мыслей.

      Ученики опускают головы, исписывают страницы. Я смотрю на них, но не вижу лиц. Листаю учебник, пытаясь убедить себя, что тоже погружена в материал. Но на самом деле я не здесь. Я там, где темно, где льётся свет со сцены, где глаза Эдриана Фолкнера смотрят в самую душу.

      Бесконечная лента новостей снова открыта на экране телефона. Одна статья сменяется другой, каждый заголовок – о нём. Его интервью, его фото, его голос в коротких отрывках. Эдриан на радио, Эдриан на съёмках, Эдриан в Нью-Йорке. «Он всегда был затворником», – написано в одном из текстов. Почему же теперь он повсюду? Или это только для меня?

      Я снова слышу его голос.

      – Ия Станиславовна?

      Алексей. Голос вырывает меня из мыслей. Я поднимаю голову, изображая внимание.

      – Да?

      – Это совершенное время?

      – Да. Где? – Я даже не смотрю в книгу, просто киваю. – Совершенное. Если не понятно, посмотрите правило.

      Мальчишка морщится, но уходит к своему месту. Тишина возвращается, но это не облегчение. Это пауза перед новой волной мыслей.

      Настоящее. Простое. Повторяющееся.

      Что это за настоящее? Школа, пустой кабинет с облупленными стенами, вопросы вроде «а это на пятёрку?». Дом, где Глеб мимоходом обнимает и тут же утыкается в экран. Муж, у которого всё «нормально». Моя пробежка в парке по воскресеньям, как побег от себя самой.

      Мама была права: «Ты взрослая девочка, Ия». Вот только почему взрослость так похожа на усталость?

      – Ия Станиславовна, я готов сдавать.

      – Сдавай и иди.

      – До звонка ещё двадцать минут…

      – Иди,