Красно-желтые дни. Андрей Гупало

Захарович, вы же знаете, у вас режим, – произнесла она с ласковой улыбкой и, прищурившись, потеребила верхнюю пуговку на белоснежной с глубоким вырезом блузке.

      Выходя из приемной, заместитель услышал, как щелкнул замок двери совещательной комнаты и из селектора секретарши раздался голос мэра:

      – Рита, я занят! Никого не пускать!

      По включенным противотуманным фарам, Майер нашел свой УАЗик. Он стоял в ряду иномарок и возвышался над их акульими спинами черным мавзолеем. Водитель уже завел мотор, как вдруг сквозь сизое облако тумана прорвался искажённый мегафоном низкий мужской голос: “Идеалам Коммунистической партии будем верны!” Майер прислушался – в холодной плотной дымке невозможно было понять, откуда идет звук. “Человеку труда, строителю светлого будущего человечества, слава, слава, слава!”, – прозвучало с воодушевлением.

      – Прокурор! – снисходительно ухмыльнулся Майер. – Постой немного, я сейчас, – приказал он водителю и направился через площадь к тому месту, где стояли информационные щиты.

      “Отречемся от старого ми-и-ра…”, – прохрипел мегафон отчетливее, едва из тумана выступила стена из фотографий, графиков и текстовых блоков. Согнувшись в три погибели, Майер пролез под одним из щитов и оказался в двух метрах от трибуны с покрытым ржавчиной советским гербом на фасаде. Из-за трибуны, прямо по центру, выступала по пояс фигура старика в сером пальто и черной фетровой шляпе. Даже туман не мог скрыть угловатые, словно точеные, черты его лица – острые скулы, глубоко запавшие глаза, густые черные брови и орлиный нос. На груди у него алел большой, коряво завязанный, бант.

      Увидев перед собой заместителя мэра, он поднял лежавший перед ним мегафон и торжественно объявил:

      – В праздничной колонне, товарищи, идут молодые строители коммунизма! Коммунизм – молодость человечества! Ура-а-а!

      Майер скептически оглянулся по сторонам и спросил мужчину:

      – Савелий Петрович, вы это зачем? Здесь же нет никого!

      – “Где двое или трое собраны во имя мое, там Я посреди них!” – процитировал старик строчку из Евангелия, ткнув крючковатым пальцем в сторону памятника Ленину, проступающего сквозь туман тенью отца Гамлета.

      – Ну, я-то точно не с вами. Значит, вы тут один.

      – Кто не с нами, тот против нас! – вылетело из мегафона резче обычного. – Ренегатов и приспособленцев – на свалку истории!

      Майер недовольно поморщился и спокойно возразил сердитому старику:

      – Если кто на свалке, так это вы со своей бредовой идеей.

      Старик вскинул было мегафон, но вдруг закашлялся, захлебнувшись воздухом.

      – А скоро и ваш вождь туда отправится – на переплавку, помяните мое слово!

      – Вы… вы… – старик схватился одной рукой за трибуну, а другую прижал к сердцу. – Вы не посмеете! – прохрипел он, тяжело дыша. Наконец у него получилось выкрикнуть: – Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!

      Майер глубоко вздохнул и печально покачал головой.

      – Идите домой,