Мне с собой хорошо. Книга-маяк для тех, чьи глаза перестали светиться. Лариса Парфентьева

сообщение и отправила. И действительно, через пару минут пришел ответ: «К сожалению, у ВИ все свободные слоты заняты на полгода вперед».

      «Ну, и славненько», – подумала я. И отнеслась к отказу с досадой и даже злостью, ведь к этому моменту, что-то уже капитально забирало мою радость.

Ваше предложение еще в силе?

      В Питере мы ходили в театр, гуляли по Эрмитажу с хранителем коллекций, выпивали шипящее шампанское в ресторане нашего друга, пели песни под гитару, я продолжала улыбаться, но при этом внутри меня не было радости.

      И я не понимала, в чем причина: почему мне так грустно, когда вроде все так хорошо?

      Через два дня, когда я уже собирала чемодан, чтобы выехать из гостиницы, телефон сделал дзыньк. Я неспешно взяла его в руки. Это было сообщение от помощника ВИ: «Лариса, у ВИ внезапно появилось одно окно на сегодня. Сможете приехать через час?»

      Нужно было решить: либо я сейчас подрываюсь и еду к этому неведомому ВИ, либо спокойно собираюсь, обедаю и уезжаю в Москву, в объятия своей прошлой жизни.

      Я легла на кровать и посмотрела в пустую стену. И вдруг почувствовала, что мне не хватает ковра. Но ковер – это даже не предмет мебели, а скорее, метафора.

      В детстве, в начале 90-х, когда мы жили в маленьком уральском городе, я любила лежать и рассматривать разноцветный ковер.

      И это было самое безмятежное время: ты на своей кровати, под одеялком, и нет никаких проблем, никаких страхов и никакого чертового экзистенциального кризиса (кто это вообще придумал?).

      И тебе не надо вечно куда-то бежать, зарабатывать деньги, думать о том, что жизнь проходит, переживать, что твои близкие могут заболеть. Ты лежишь на кровати и разглядываешь ковер. А если повезет, то в это время мама на кухне готовит пирог с яблоками. И никаких соцсетей, никакого сравнения себя с другими. И просто кайфуешь от ковра, и твоя жизнь полна смысла.

      Эх, сейчас бы лежать у этого ковра и чтобы проблема была только одна – как уговорить папу купить мне вафлю «Куку Руку».

      С этими мыслями я перевернулась на другой бок и решила посоветоваться насчет ВИ с Алексом. Я записала двухминутное голосовое, где рассказала про ВИ, переживания и то, что меня одолел небольшой сплин. Отправив сообщение, я почувствовала вину: «Ну вот, опять гружу ненужной инфой. Он и так много работает, а тут еще я со своим унынием. Зачем ему это знать? Я должна сама разбираться со своими проблемами».

      На все, что касалось моих чувств, он реагировал так: «М-м», «Понятно», «Не знаю». В моей голове это означало «Не грузи меня проблемами, я не хочу в них вникать».

      Пиком его отстраненности был один момент. Год назад у меня погиб близкий человек, и я позвонила Алексу в слезах, он сказал: «Сочувствую… мне пора возвращаться к работе». И больше ни разу не выразил соболезнований и не спросил, как я переношу эту утрату.

      Пока я погружалась в море вины, от него пришло сообщение. Предсказуемое. Он написал: «Я не знаю, что тебе делать. Решай сама».

      Что я испытала? Как обычно: одиночество. Это ощущение – я его называю Изоляция Чувств – шло из детства.

      Так