Я не кошка. Ксения анатольевна Татьмянина

в воздух, задумавшись одновременно о себе и о ней. В девять утра я впервые пошла на вызов, впервые оператором подключилась к чужому сознанию и случай с попутчиком получился таким схожим. Женщина влюбилась в незнакомца, едва увидела… нет, мы не могли повлиять друг на друга. То – ее влечение, ее безрассудство. А сегодня было мое.

      И что еще осознала и отметила – жалости нет. Проскользнула циничная мысль – пять лет достаточно, чтобы оправиться от утраты. Случилось то, что случилось – надо жить дальше. Вадим Черников ведь тоже не кот, девяти жизней у него нет, будет кощунственно потратить остаток единственной на одиночество и тоску.

      – Спасительница нашлась. А он у тебя спрашивал совета, как именно и на что ему стоит тратить свои годы? Нет. Живи своей жизнью.

      Сказала так сама себе и успокоилась. Вдруг моя внезапная любовь завтра совсем пройдет, а я сегодня перестрадаю впустую.

      Глава четвертая

      Я услышала звук будильника, и первое, что подумала, – не хочу вставать! Сейчас ведь только шевельнусь, как кошмарная жизнь придет в движение вместе со мной.

      – Валерия, бегом завтракать! Вставай, доча. Лида, тоже вставай.

      У нас с тетей комната, как в детском лагере – на пополам поделена. Мой диван и стол у одной стены, ее кровать и стол у другой, шкаф общий. За стенкой жили мама и бабушка. Мне под сорок, тете под шестьдесят, маме под семьдесят, бабушке почти девяносто.

      Я откинула одеяло и села на край дивана, спустив опухшие ноги на пол. Наелась вчера на ночь бутербродов с бужениной и солеными помидорами, потом две кружки чая и печенье. Уснуть только сытой можно, иначе никак. А результат я даже лицом чувствовала – веки не поднимаются, кожа на лбу болит от натяжения, губы слиплись. Во рту вообще мрак из горловой слизи и белого налета.

      Выждала очередь в туалет, умылась и зашла на кухню, где мама подгоняла полотенцем сестру, и сразу же меня:

      – Остывает! На работу еще опоздаешь, бегом давай, тюля какая. Раскачиваешься и раскачиваешься.

      Посмотрела на тарелку: жареные на постном масле гренки из вчерашнего батона. Обезжиренная сметана, варенье, растворимый кофе и опять печенье. Оно у нас пакетами закупалось и никогда не кончалось.

      – Спасибо, мам. Но я сегодня завтракать не хочу.

      – С ума сошла? Это самый важный прием пищи! Заправься, как следует, ешь бегом.

      – Аппетита нет.

      – Я в пять утра встала, чтобы все успеть, а ты нос воротишь? Выбросить? – Мама сделала лицо одновременно гневное, оскорбленное в лучших чувствах и угрожающее. – Давай, выброшу… Деньги, труд, заботу, материнскую любовь, прям в ведро!

      – Я оденусь пойду, ладно?

      Свое выражение лица сделала почти дебелым, только бы не задеть еще какой проводок в этой бомбе и не активировать потоки душевного излияния. Как маму не ценят, как она всем пожертвовала, как муж-скотина бросил ее с ребенком тридцать пять лет назад, как в поликлинике все здоровье оставила, и к санитаркам никакого