Кирза и лира. Владислав Вишневский

С небольшими запасами хлеба в карманах, строем прошли в курилку, потом, также строем, в расположение роты.

      Рассадили нас в ленинской комнате роты, зачем-то раздали по простому карандашу, по листочку бумаги и по почтовому конверту. А, понятно, письма, значит, писать будем. А кому? Министру обороны? Ха-ха… Шутка! Конверт совершенно чистый, без почтовых марок, линеек и надписей. Наше удивление и немое любопытство – «а почему «пустое»? – было удовлетворено ответом: «Так, спокойно, взвод! Ваши письма в канцелярии полка будут проштемпелеваны военным армейским треугольником. Марки поэтому не нужны, не бойтесь, не потеряются». Понятно, письма пойдут как с фронта. Классное начало. Затем нам продиктовали наш правильный армейский адрес, чтоб ответы куда-надо приходили. И это здесь оказывается продумано, хорошо!

      – А кому будем писать? – октябрятским голосом, прозвучал чей-то бесхитростный вопрос (Мы ещё друг друга плохо знаем, и внешне, и по фамилиям, тем более по голосам). Кто спросил не важно, главное, молодец, пацан, вовремя спросил.

      Очень не праздный вопрос, как может кому-то показаться. Для личных писем, как известно, состояние души, время и обстановка должны быть соответствующими, созреть как бы, проявиться… А тут: на тебе бумагу, пиши, давай. Приказ. Как это?! Домой писать под приказом? Так под приказом не пишется, не получится… Наверное, что-нибудь армейское: заявление какое или там просьбу… Не ясно. Вот почему прозвучал вопрос. Ягодка ответить не успевает.

      Кто-то уже выскочил с расхожим ответом:

      – На деревню дедушке пиши, не ошибёшься. Ага!

      В толпе всегда есть такие остряки-самоучки. Рота дружно гогочет… Нормальная реакция, если в тепле, да после ужина… А так… глупо, конечно.

      – Ага, мамке или жене… – усмехаясь, басит старшина.

      Это предложение рота воспринимает особенно радостно, дружно гогочет над последним предположением старшины, вертится на сиденьях, ищет глазами того, с октябрятским голоском… Который, понятное дело не только жены, раздетой женщины не видел. Га-га-га… Го-го-го… Забыли, похоже, зачем и собрались… У нас только зацепи эту тему, только намекни, и… Она заманчивая, желанная, многоплановая, естественно беспредельная, но старшина её безжалостно рубит (Вот, гад!).

      – Тих-хо, р-рота! Успокоились. – Именно так, резко и беспардонно.

      Глохнем, не набрав обороты.

      А тут и замполит роты, молоденький лейтенант, с ярким румянцем на щеках, по фамилии Ягодка (ну и фамилия у поца, «ягодка-конфетка», ехидничала между собой рота), включился в процесс (дремал, что ли), с нажимом в голосе предложил нам: «Предупреждаю, особо, товарищи солдаты, думать над тем, что вы пишете об армии. Помните, категорически ничего нельзя писать о том: где вы служите, что делаете, чем кормят, что вокруг вас делается, кто ваши командиры, любые фамилии, численность, кто рядом с вами служит, адреса… Ничего плохого об армии писать тоже нельзя, понятно? Письмо может попасть в руки нашему врагу. Представляете, что может получиться? Этого допустить нельзя. За это трибунал, и всё! – убедительно прихлопывает рукой по столу. – И ещё. Пишите, пожалуйста, без