Ева. Никита Агушин

калоши и подошёл к деревянной лестнице, под которой лежало куча сумок. Он стал обыскивать каждую, в поиске остатков собачьего сухого корма, которым они всегда кормили Чапу. Этот корм содержит в себе множество витаминов для её зубов и шерсти. Без него она очень скоро начнёт жутко линять…

      – Женя! – зазвучал бабкин голос откуда-то из кухни, – я долго ждать тебя буду? Идём есть.

      – Подожди… – перебил её парень, достав из сумки почти пустой завёрнутый пакет с кормом. Юноша тут же ринулся к двери и вышел на улицу, краем уха слыша очередные возмущения старухи.

      Чапа верно сидела под дверью в ожидании. Когда хозяин вышел, она запрыгала от радости и подбежала к старой алюминиевой кастрюле, которая выполняла функцию миски.

      – Это последнее… – с ноткой грусти произнёс Женя, высыпая корм. Собаке, если честно, было все равно. Еда и еда. Сейчас есть. Потом? Потом и подумаем. Хозяин решит.

      Евгений ещё немного остался понаблюдать за своим питомцем. Женя боялся, что любая из них может стать последней.

      Парень нехотя вернулся в дом. Закрыв за собой входную дверь, он снял калоши, оставив их на коврике, и направился на кухню.

      Стоило ему показаться в проёме, как тут же бабка снова заворчала:

      – Неужели явился. Думала, я здесь до вечера буду тебя караулить… Неужели нельзя сразу встать и прийти, когда тебя старшие зовут? Ну ничего-ничего, пойдёшь в армию, там быстро тебя научат…

      Низенькая старушка в старом синем халате, мертвенно-седыми волосами под красным платком и огромными очками на переносице стояла у плиты, уперев руки чуть ли не в подмышки. На её красном от недовольства и до жути морщинистом лице читалось такое негодование и злость, как будто Женя только что спалил ей дом.

      На плите шкварчала облезлая крохотная сковородка, на которой дымился пригоревший блин. Брызги масла летели на жёлтые обои и падали на деревянный пол, оставляя мерзкие чёрные и коричневые пятна.

      Старые занавески бежевого цвета на небольшом окне зашевелились. Бабка подошла к окну и закрыла деревянную ставню. Здесь же в воздухе полетела пыль. Старуха села за крохотный стол, накрытый местами прожжённой скатертью с вышитыми маками.

      Женя сел на деревянный стул. На столе рядом с ним уже дымился чай в белой керамической кружке, а на фарфоровой тарелке с отколотым краешком стыли блины.

      – Господи! Какая жуть! Ну смотреть на тебя страшно! Ты в зеркало себя видел, глиста? – её голос был медленный и еле разборчивый. Она будто не могла шевелить губами. Старушка как-то странно тянула последние слоги в предложениях, а потом не выговаривала некоторые буквы.

      – Ну не смотри.

      Женя нехотя свернул жёлтый блин в треугольник и откусил. На языке чувствовался вкус масла. Горячая масса мигом обожгла ему небо. Парень хотел спасти ситуацию чаем, но горьковатая жижа только усугубила положение, лишив его возможности чувствовать вкусы языком. Тем лучше. Блины на звезду Мишлен не претендовали уж точно.

      – Да куда ж ты хватаешь-то? Сметаны давай достану, или