Леди Максбет Цементского уезда. Максим Вольфрамович

что видел, с кем гулял, что пил и почему ко мне так долго приходил?

      – А где был,– говорит человек в красной рубашке,– там меня, сударь, уже нетути.

      Наливай, я с тобой посижу, может быть, что-то интересное расскажу.

      – Поди, веселился с Мэрилин?– не унимался Борис Тимофеевич

      – Про то, хозяин, я тебе ничего не скажу.

      Одно скажу: ты счастливый от того, что у тебя в доме живёт такая красавица.

      А сейчас давай выпьем.

      – Желаю за тебя, аспида, пятьсот рюмочек закатить!

      – Воля твоя, хозяин, пей!

      – И ты пей со мной, Серёжа.

      – Не по рангу мне пить с вами, Борис Тимофеевич.

      Схватил дряхлый старик молодого Серёжу за ворот, затащил не упирающегося молодца в свою каменную кладовку, и заставил пить.

      Сережа, отбрыкивался, как мог, потом выпил, но вида ни подал, что ему тяжело, и рукавом своей красной рубашки занюхивал после каждой стопки.

      Запер Борис Тимофеевич Сергея в кладовочке.

      Послал Борис Тимофеевич за своим сыном. Но сто вёрст на Руси по просёлочным дорогам ещё и теперь не скоро ездят, а Мэрилин Максимовне без Сергея и час лишний пережить уже невмоготу стало.

      День она терпела, два терпела, а потом развернулась во всю ширину своей натуры и такая стала решительная, что унять её нельзя. Таких баб на Руси за версту люди видели и побаивались, если баба без мужика долгое время. Проведала Мэрилин, где Сергей находится, поговорила с ним через духовое оконце и кинулась искать пути решения своей проблемы,

      – Пусти, тятенька, Сергея ко мне, хватит вам столько пить! мне он нужен!

      Старик так и позеленел, он никак не ожидал такой наглой дерзости от согрешившей невестки, но побаивался её, потому, что увидел огонь в её глазах.

      – Пусти Сергея ко мне, я тебе совестью заручаюсь, что худого промеж нас ничего не было!

      А в глазах стоит лукавый огонёк, старик вздохнул,

      – Я тебя понимаю, – сказал он,– ты молодая и хотючая женщина, но пусть всё-таки Зиновий приедет и мы с ним порешаем.

      А та всё со своим пристаёт: «Пусти, да пусти».

      Глава пятая.

      Достал Борис Тимофеевич кадушку с грибами, да закусил ими сверх всякой меры. Почувствовал он тяжесть в желудке, сразу хмель с него как рукой сняло, он вспомнил предсказание гадалки, что умрёт он от грибков, ему было так худо, что, помолившись в путь, Борис Тимофеевич испустил дух.

      Увидали любовники, что Борис Тимофеевич умер, переглянулись радостно.

      Сергей и Мэрилин перекрестились, Мэрилин спросила Сергея,– ты тоже ел эти грибы.

      – Ел, но совсем чуть-чуть, потому что они прогорклые, а я такие не люблю.

      Снова перекрестились они, что Господь отвёл от них беду.

      Бориса Тимофеевича схоронили по закону христианскому.

      Так как Борис Тимофеевич был хозяином со злобным характером, то народ не сильно то загрустил, можно сказать даже возрадовался.

      Выпили все на поминках, помянули Бориса Тимофеевича, погрустили немного, и празднование затянулось до ночи.

      А