Сказания о недосказанном. Николай Иванович Голобоков

их руки в эту пору всегда были чёрными от зелёной кожуры.

      … Собирали где угодно, пустые бутылки, сдавали их, покупали печенье, пирожки, и, хоть один чебурек, один на двоих, иногда и селёдку, ели её тут же, на дороге, без картошки и хлеба, разорвал пополам со всеми потрохами и пошло поехало, вкуснятина, причмокивали и радовались.

      *

      – Ну, скажи, зачем тебе рогатка?

      – А?

      – Так. Стрелять…

      – В кого?

      – Куда попаду…

      – Ну, вот представь, из этой рогатки, камешком, да в тебя, по лысине, голове.

      – А…

      – Нее, больно…

      – А в птичку или собаку?

      – Птичку подобьёшь. Птенцы погибнут от голода.

      – Вас в интернате, хоть плохо, не так как дома, но кормят, а птенцы просто погибнут.

      – Дошло?

      – Ага…

      – На, твои тетрадки и книжки. Не понесу я их директору.

      – Он строгий у вас?

      Молчат.

      – Злой?

      Помолчали.

      Выдали…

      – Зверюга.

      Второй, который был готов в любую минуту рвануть во все лопатки, тоже подсел рядышком. Успокоился. Сопит. Смотрит из-под бровей.

      – У меня есть сын, правда, чуть поменьше вас, ходит во второй класс. Увидел как то, и он, рогатка, пистолет из чурки и резинки, алюминиевые пульки.

      – Я усадил его рядом. Взял резинку, оттянул и, врезал ему по ноге, как по мухе. Он скривил свою хрюшку, но не заревел. Потом ему рассказал тоже, что и вам.

      Вечером и на другой день мы мастерили ему рогатку. Расставляли консервные банки и стреляли. Я попадал лучше, он злился, но что делать.

      – А и мы, в таком возрасте переболели этим, но нас учили проще, ремнём, или кнутом, и особенно не рассуждали. Но было больно и понятно.

      А сыну своему, сказал, что если увижу или узнаю, что стреляешь по живому, накажу. Если не я, то дедушка Бог накажет.

      – А такой болезнью не все пацаны болеют, есть занятия повеселее, – интересные и полезные.

      Он у меня любит листать толстую книгу,– есть такая редкая, там собрано много икон разных веков, – собрание живописи прошедших времён. Сам листает эту мудрую книгу. Просит, часто чтобы я доставал ему. Она большая, толстая, тяжёлая, и укладываю её на диван, ему так удобнее, стоя смотреть. И, долго, очень долго стоит и смотрит и спрашивает. Почему Дедушка Бог такой серьёзный. Вот мы с ним и проходим эту науку. Там и Георгий со змеем ему очень нравится, да и другие портреты,– лики святых.

      И тут пацан, странно, непонятно, посмотрел на меня.

      – Я сначала думал, что у него белая голова и белый чуб. А у него не было ни одной волосинки на голове.

      А глаза…

      Один глаз полузакрыт, второй, – глазница пустая.

      – Долго говорили о судьбе, наказаниях, о том, что за грехи родителей расплачиваются дети, и, даже то, что они есть в интернате, – это тоже испытание и наказание для родителей и, конечно, для ребятни, для вас…

      – А, если вы не подумаете об этом сейчас, будет ещё хуже. Но это не должно перерасти в постоянный страх, наоборот. Вы должны радоваться такой красоте, которая окружает вас.

      – Люди